Глядя по вечерам на закаты, стремясь уловить неповторимые оттенки их цветовой гаммы в эти минуты, гаммы, которые так отличаются от того, что видел раньше, ловишь себя на мысли: как ничтожно беден твой словарно-образный язык, трафаретны сравнения, приходящие на память, когда хочешь описать, увезти с собой в холодную московскую осень это половодье оранжево-красных тонов, обрамляющих уходящее за море и горы дневное светило.
Замечаем: заход солнца здесь по-тропически коварен. Еще высоко оно в небе, еще ласкает своим теплом, ан глядь – огненный шар уже сидит на вершине гор, которые еле-еле различимы за окрашенным в желтизну безбрежным морем. Проходит всего несколько минут, и обезлученный краснеющий круг норовит спрятаться за хребтом. Иногда на помощь солнцу в этот миг спешит небольшое облачко. Кажется, чистейший небосвод, а оно вдруг объявилось: перережет алый диск, спрячет от людского взора добрую его половину. Но ненадолго. Вниз ведь все падает быстро, и заходящее солнце не исключение. Время в этот час считаешь мгновениями. Мгновение – и шар уже вновь на свободе! Прощальной золотой дорожкой отражается на морских волнах.
А одним вечером мы наблюдали два солнца: одно уютно устроилось на гребне гор, а другое, такое же пылающее, каталось на волнах в ста шагах от нас. Будто дразнило – догони-догони уходящий навсегда твой день!
Поразительно торопливы мгновения... Выше гор осталась только золотая линеечка... золотая нить... И с грустью шепчешь: все! Было! И нет...
Но солнце еще долго будет напоминать о себе, разукрасив в багрянец лениво зависшие над морем тучки. Сколько величия в этой бескрайней оранжево-пурпурной панораме, оттененной сразу помрачневшим стальным морским простором! Нет уже с нами солнца, но всем естеством своим ощущаешь: оно живо, оно не исчезло, а лишь на время скрылось за горизонтом! Так точно, расставаясь с родными своими, хороня их, мы всегда чувствуем их незримое присутствие в нашей жизни... Любовь, как и солнце, вечна, она питает каждого из нас надеждой и верой.
Лежу на скамейке, греюсь на солнышке, радуюсь весеннему зеленому цвету.
Весна на Украину пришла с большим опозданием. Еще только-только пробивается травка, да появились на веточках груши бледно-зеленые, с коричневой крапинкой наконечники. Сирень тоже выпустила всего по шесть-семь маленьких листиков, они выглядят раскрывающимся бутончиком. Только ивы торопятся явить миру свою красоту на пока еще темно-сером фоне других деревьев. Да и то их платье как бы соткано из паутинок – приятной зеленцой своей оно не закрывает перспективы. Смотришь, любуешься нарядом ивы, а видишь: далеко у горизонта чернеет сосновый лес.
Я не оговорился: именно чернеет. Кажется, будто лучи солнца все зеленое в своем радужном спектре отдали полю, что протянулось вдоль всего леса – озимые хлеба на нем буквально полыхают зеленым пламенем. Чистым, свежим, сочным! Словно магнит, поле притягивает к себе глаза, не хочется отводить их в сторону: так бы прикипел к этой зеленой полосе и пил бы из нее зеленоватую свежесть весеннего пробуждения!
Но мне хочется рассказать о лесе. О сосновом лесе, что стал уже достопримечательностью нашей деревни Рудька, где прошло мое детство. Рассказывают, что первую застройку города Алма-Аты начинал один из русских офицеров. Он выстроил в шеренги вверенные ему воинские подразделения и велел рыть арыки. И вдоль текущей по арыкам воды начали появляться дома. Оттого и поныне в Алма-Ате такие прямые улицы и проспекты... Нашу же Рудьку, скорее всего, спланировало болото. По преданиям старожилов, болото это в минувшие времена было одним из русел, по которым маленькая речушка Орель впадала в Днепр...
Из каких-то источников – устных или письменных, сейчас уже и не помню – я в студенческие годы выяснил, что название «Рудька» наше село получило от фамилии одного из казацких атаманов, которому Запорожская сечь поручала в этих краях отбивать у турок пленных и добычу, награбленную чуть ли не в Курской и Орловской губерниях. Иван Рудь был смелым вожаком отряда, бесстрашным и умелым воином. Многим нашим соотечественникам он возвратил свободу, не дал погибнуть в турецком полоне. И тогда Запорожская сечь пожаловала его этими землями у болота: землями родючими, покрытыми садами. И, вероятно, болото стало той естественной линией, вокруг которой росли дома первых заселенцев края этого. А село Рудька со временем вытянулось на целых пять километров рядом с болотом.
Так вот о лесе. За болотом он раскинулся почти на семьдесят гектаров. Если дотошный историк стал бы выяснять возраст леса, спилил бы одну из сосен и стал считать кольца, то колец было бы, я твердо знаю, ровно тридцать. Где-то в пятидесятых годах, я помню, вся деревня сажала этот лес на заброшенной песчаной пустоши.
Время было голодное, послевоенное, а вот нашелся в селе настоящий хозяин земли родной. Вышло сажать лес – я цепко схватил это детской памятью – все село – и взрослые и малыши. Не знаю, откуда взяли столько саженцев. Помню, что к этому делу был причастен колхоз, ибо варили в больших котлах «кандер», и все мы радовались этим светлым дням. Работа шла весело, неутомительно. Детали не запомнились, осталось лишь цельное впечатление от картины общего радостного труда. Теперь, когда перечитываю ленинские заветы молодым о необходимости утверждать общий труд на нашей социалистической земле, мне каждый раз вспоминается сосновый лес за болотом.
Прошли-пролетели годы. Многих из тех, кто сажал лес, нет уже в живых. И он по праву воспринимается сейчас добрым памятником моим односельчанам. Лес разросся, год от года становясь все гуще и непроходимее. В его чаще бродят стада диких кабанов, можно встретить лисиц, косуль. Это в наших-то степных краях!
Так вот: лес этот сегодня кажется темным. А ведь зимой, когда все в округе в белом снежном покрове, он радует своей зеленью – цветом жизни, – как бы напоминая всем-всем: не сомневайтесь, весна обязательно придет на смену зиме. И вот пришла весна, а зелень зимнего соснового бора сникла перед буйством только нарождающегося разнотравья!
Всматриваюсь в темнеющую лесную громаду, и горькое чувство готово прорваться наружу. Не от пепла ли почернел сосновый бор!
Как только приехал я в родные места, сразу узнал об этой горькой истории. В минувшем году лето было жарким. И однажды лес запылал. Что случилось, так до сих пор и не ясно... Люди в разговорах упоминают о тех варварах, которые, не посадив за свою жизнь ни деревца, потянулись нынче отдыхать под сенью дубрав и посадок. «Пьяные вредители всего живого они, а не туристы», – заметил один мой собеседник на плотине у болота. Кто-то, видимо, оставил костер... и сгорело почти двадцать гектаров леса, который посадила вся наша деревня в голодные годы, сразу после испепеляющей войны с фашистами.
...И лес потемнел.
Но он по-прежнему велик и растет, набирается сил и мощи.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Как живет сегодня бригадный подряд? – такова тема совместного исследования известного строителя и специального корреспондента «Смены»