22 июля инженерно-саперный батальон в полном составе был выстроен на узком плацу у самого здания штаба. В это время обычно не бывало никаких построений, и Демидов, как и все в батальоне, ломал голову: с чего бы вдруг? Когда их комбат Рукавишников прошелся вдоль строя, вглядываясь в лица ребят, как будто видел их впервые, Демидову подумалось: сейчас что-то должно произойти.

А Рукавишников, словно нарочно испытывая. терпение батальона, продолжал молча вышагивать по плацу, не по-уставному сцепив за спиной руки. Таким его Демидов никогда прежде не видел. Рукавишников был еще очень молод, батальон принял сразу же после академии, служба в далеком гарнизоне не согнала с него особый столичный лоск, даже элегантность, с которой он умел носить форму. В отношениях же с подчиненными комбат был прост, весел и прям. Его уважали, потому что он никогда не кривил душой, не держал ни на кого зла и был справедлив. Стоять на солнце, на разогретом асфальте плаца, который даже через подошвы сапог жег ступни, приятного мало, но командира не поторопишь. Наконец Рукавишников расцепил руки, повернулся к строю и медленно проговорил:

– Товарищи... На одном из участков железной дороги Ярославль – Ленинград обнаружены снаряды, оставшиеся с войны. Командование приняло решение – доверить разминирование нам. Я знаю, что никому из вас никогда еще не приходилось этим заниматься на практике. Не скрою – работа опасная, количество снарядов точно не установлено. И хотя мы солдаты, я не хочу приказывать, в группу разминирования войдут только добровольцы... Нужно десять человек... Только десять. Кто?

Демидов не узнал своего голоса. Казалось, кто-то чужой выдохнул за него это короткое, приглушенное «я». Он – вышел из стоя на два шага, но ему почему-то показалось, что этого мало, и он сделал еще шаг. Потом за его спиной послышались еще шаги и еще. Евгений скосил взгляд направо – рядом с ним стояли ребята из его подразделения – Миша Донцул, Володя Дубышкин, Иван Агеев...

— Всё, – послышался голос Рукавишникова, – хватит, десять есть.

— В жизни каждого человека есть мгновения, когда он должен подняться еще на одну ступень. Было детство, потом казалось, что стал взрослым: ну как же – кончил школу, стал зарабатывать деньги, выучился что-то делать, приносить пользу другим. Так было и со мной. А когда я стоял тогда в строю, я вдруг понял, что моя прежняя жизнь до армии была вроде бы подготовкой к чему-то главному. Ведь я рос, в общем-то не зная никаких особенных трудностей, на всем готовом. И тут вдруг так получилось, что потребовалось наше мужество, понимаете, не чье-то еще, а именно наше. Вот тогда, выйдя из строя, я по-настоящему почувствовал себя взрослым, потому что принимал на себя ответственность за чьи-то жизни. Останься я тогда стоять на месте, в разминировании принял бы участие кто-то другой. А переваливать на других все самое трудное, по-моему, подло. И еще, если по-честному, я знал, что на меня смотрят ребята из моего взвода: я был их командиром и групкомсоргом.

...У группы была ровно неделя сроку для того, чтобы пройти дополнительную подготовку. Руководил занятиями сам Рукавишников. Помогал ему капитан Бельцин, только что вернувшийся с того самого участка железной дороги, где были обнаружены снаряды. Опасный отрезок пути уже закрыли, сделали обводную ветку, пустив ее рядом с прежней насыпью. По времянке поезда шли из предосторожности на малой скорости, железнодорожники нервничали – срывался план перевозок, и потому торопили саперов.

Бельцин говорил, что большой группой они справятся быстро, на занятиях в основном обращал внимание на устройство артиллерийских снарядов, меры безопасности при работе с ними. Тогда еще никто не знал, что там им встретятся гранаты и мины ударного действия, которые особенно опасны при разминировании. Никто не знал, что они проживут вблизи той дороги значительно дольше, чем это предполагалось сначала Бельциным и Рукавишниковым.

Через неделю занятия кончились. Группа сдала зачет по взрывному делу, технике безопасности, разминированию и собралась в Ленинской комнате одного из подразделений. Вошел, как всегда, подтянутый Рукавишников. Предложил избрать комсорга группы разминирования.

– Что скажете?

С минуту все молчали. Потом Донцул медленно произнес:

– Надо хорошего, такое дело...

Донцул призывался из Молдавии.

Внешне неповоротливый, молчаливый, он тем не менее отлично справлялся со своей машиной (водил ГСП). С ним было хорошо дружить: Михаил готов ради товарища в огонь и в воду. Если только он верил в него; Вемидова он верил безоговорочно. За что он его любил, Миша и сам бы, наверное, объяснить не смог. Но никто из ребят не рассказывал ему, сколько Женя. И про Казань, где он вырос, и про то, как надо плотву на тинку ловить, и про свою сестренку Ленку, которую Женя особенно любил и чьи письма веселили все отделение. А когда Донцул как-то заикнулся насчет того, что после службы собирается поступать в техникум, Демидов его усадил за учебники и сам с ним занимался математикой. Что и говорить, Женя в математике – профессор.

– Так я предлагаю Демидова, – сказал Донцул и поднял руку.

Других предложений не поступило. За Демидова проголосовали единогласно. К нему подошел Рукавишников.

— Поздравляю.

— Товарищ капитан, можно взять с собой ненормативный груз?

— Что именно?

— Из дома прислали книгу Экзюпери, а я ее прочитать не успел.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.