Начинаю отступление. Но уже с меньшей осторожностью. Неожиданно около меня с дерева спорхнула стая крикливых ворон. Спешу уже к калитке, когда слышу за собой громкое на весь сад:
- Эй, там! Стой!
Само собой разумеется, что я и не думал останавливаться. Быстро подбежав к калитке, я бросил еще раз взгляд назад - на полицейского. Он бежал рысью. Из дома выбежал какой - то мундир, один, другой, третий...
Улица по-прежнему была пуста. Я летел вперед. Куда? В поля предместья? Нет. Там меня легко окружат. Ни кустов, ни зарослей. До кладбища слишком далеко. Никаких домов и заборов, между которыми можно было бы притаиться, пропустив мимо погоню. Единственный путь - это последняя перед концом города поперечная улица. На ней здание нашей гимназии, а там известен мне каждый закоулок, каждая дыра. Если только успею, то там найду где спрятаться. Наверняка найду.
Слышу за собой тяжелый топот солдатских сапог:
- Стой! Стрелять буду! Стой!
Завернув за угол соседней улицы, бросаю взгляд назад. Да разве это погоня? По середине улицы катится тяжелый допотопный экипаж. Путающийся в длиннейших полах своей шинели, с неуклюже волочащейся шашкой, бежит, едва переводя дух, полицейский. Старая извозчичья кляча гонится за быстроногим рысаком! Но увы, за ним бегут и другие.
Во дворе гимназии секунда раздумья - и, перескакивая сразу по несколько ступеней, я вбегаю на третий этаж флигеля, где жил знакомый профессор. Запыхавшийся, красный, в поту, из всех сил дергаю звонок. Что за черт, почему так долго не отворяют! Слышу, наконец, шаги, легкие шаги: женщина. Долго возится с ключом в замке, чтоб ее... Осторожно приотворяет двери, высовывает голову: прислуга. Глаза ее осматривают меня недоверчиво и подозрительно.
- Профессор Ольшовский дома?
- Нет!
- Я подожду прихода профессора в кабинете, - говорю я, стараясь протиснуться в дверь, но чувствую неожиданный толчок, и дверь захлопывается у меня перед самым носом. Ключ поворачивается в замке, и ответ доносится уже через дверь:
- Нет, нельзя. Придите после.
Ругнувшись в сердцах, разочарованный, я начал спускаться вниз. Выглянув в окно на площадку между этажами, я увидел: мундиры... Голубые, серо - зеленые, полицейские, жандармы... синие и желтые нашивки... Осматривают все углы, клозет, конюшню, сарай... пост в воротах, пост при входе в сад.
На втором этаже вижу: двери классов немного приоткрыты. Вхожу. Пусто, никого.
«Но где тут спрятаться?» Одни только скамейки, да кафедры. Пользуясь удобным случаем, надо по крайней мере порвать компрометирующие бумаги.
Торопливо шарю по всем карманам. Рву на мелкие кусочки тезисы доклада, с таким энтузиазмом и трудом обработанные и казавшиеся мне столь интересными, исчерпывающими.
А теперь, когда я чист, не лучше ли смело, лицом к лицу встретить преследователей? И как ни в чем не бывало, отрицать все: нигде я не был, ничего не видел, не слышал, - одним словом, знать не знаю и ведать не ведаю. Старый испытанный метод революционеров. А в самом деле так легко мне выкрутиться: я являюсь учеником 8 - го класса, скоро экзамены - пришел я в гимназию за информацией. Нет! Это не поможет: штатская одежда и шапка выдадут. Лучше спрятаться... Но где?»
Беспомощно перехожу я из класса в класс. Везде одно и то же: скамьи с пюпитрами (ах, если бы эти пюпитры были побольше), таблица на стене, кафедра. За этим классом комнатушка, бывшая когда - то кухней... Стоит здесь маленький шкафчик. В него не влезть. Вдруг над старой плитой вижу небольшие антресоли, где валяется старый ненужный хлам. В одно мгновение я уже нахожусь там. Пыль, грязь, задохнуться можно! Но все это пустяки. Мои товарищи по несчастью - дырявый кувшин, стул - инвалид на двух ножках... Я забился в самый отдаленный и темный угол, прижался к пыльным доскам.
Наступило тягостное ожидание. Как долго оно продолжалось? Кто поймет всю тревогу и нетерпение узника, ожидающего желанного и радостного часа освобождения! Я уже думал, что не придут, что они уже отказались от дальнейших поисков, что, обыскав двор и сад, они удалились.
Однако ж они тут. В соседней классной комнате слышу тяжелые, громкие шаги, звон шашки, неосторожно за что - то задетой, шум, производимый пюпитрами, и грохот отодвигаемых скамеек.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.