Конфликт человека-творца с потребителем теряется в необозримо давних временах. Еще на заре землепашества хлебороб победил собирателя и охотника, ничуть не задумываясь, правда, над тем, что способствует смене эпох. Что, спасая себя и себе подобных от голода, он решает и высшего плана задачу, и, перейдя от присвоения готовых продуктов природы к производящему, как говорят сейчас историки, хозяйству, он вместе с тем обретает и нечто такое, что помогает ему выбиться на созидательный простор. Но, слишком увлеченный актом производства неведомых ему дотоле благ, человек с сохой упустил одно важное обстоятельство: его соперник – человек с копьем – совсем из истории не ушел, он лишь мирно ловил себе неводом рыбу, пока не подоспел технический прогресс. Вот тут-то и стало для всех очевидным, что спор между ними еще не решен. Что у эпохи присвоения и у эпохи созидания свои, несведенные счеты. И если «дать» не остановит «взять», то безобидный некогда промысел превратит океанские воды в пустыню, а это значит, что в пустыню обратится мир: ведь океан, он пять шестых земного шара...

Как наука аквакультура еще не сложилась, слово новое в обиходе не прижилось. А между тем специалисты не только прикинули, но и в цифрах уже просчитали все выгоды ее и преимущества перед агрокультурой, старшей сестрой. Подводному полю ни засуха, ни эрозия не страшны, истощение почвы тоже полностью исключается – достаточно вспахать морское дно, чтобы «массив» оказался удобренным: глубина плодородного слоя 180 – 200 метров (против метра на суше), да и объем примерно в тысячу раз больше объема всех сухопутных почв. Аквакультура в будущем сулит изобилие и животного протеина, хотя и сегодня ни одна сухопутная ферма не в состоянии соперничать с урожаями устричных ферм. Акватехника, акванавтика, аквахимия, акваномия обещают раздвинуть границы аквавозможностей. Трактора и комбайны с дистанционным управлением. Плавучие атомные реакторы, способные в любом участке моря обеспечить подогрев воды, чтобы рыба могла расти и зимой. «Механические киты», перерабатывающие планктон в белковые продукты, морские одомашненные животные в вольерах с электронным заграждением, обученные человеком дельфины, которые уже не кувыркаются бездумно, а, как овчарки на суше, пасут в океане рыбьи стада...

Олев Лейно, руководитель Таллинского отделения Балтийского научно-исследовательского института рыбного хозяйства, прекрасно отдает себе отчет, сколь далека от наших дней эта акваидиллия, и тем не менее уже сегодня прокладывает к ней вполне реальные пути. До дельфинов, конечно, еще далеко, до китов механических – тоже, но до восьмидесятого года не очень. А именно в этом году рыболовная республика Эстония намерена выращивать в своих прибрежных водах (заметьте, не ловить, а выращивать!) более тысячи тонн рыбы! Это, правда, лишь какая-то доля того, что добывает флот республики сегодня в океане, но не всякая доля может быть измерена цифрами.

В кабинете у Лейно беспрестанно звонит телефон: Рига, Пярну, Хаапсалу, Калининград – если для кого-нибудь аквакультура и новая наука, то для него довольно хлопотная практика, да к тому же на стадии становления, когда, как сетует он, «либо вообще нет условий для эксперимента, либо чисто эксперимент поставить нельзя». И научный сотрудник – один в триедином лице: ученый, завхоз и подсобный рабочий – нащупывая нормы в кормах и температурных режимах, определяя плотность посадки, решает – быть в республике аквакультуре или не быть?

Естественно, здесь больше говорят о том, чего пока что нет. Нет гранулированных кормов. И в бухте Кыйгусте, где два кандидата наук Март Кангур и Ирина Щукина «набирали статистику», то есть вылавливали из садков форель, чтоб взвесить, сосчитать, сделать запись в журнале и, сев на весла, отправиться к следующим, мне было сказано, что без этих самых кормов аквакультура за пределы научных рекомендаций не выйдет. Нет разработок по выращиванию в условиях Балтики бестера – гибрида белуги и стерляди, хотя столичные ученые здесь с бестером работают давно. И в колхозе имени Кирова, в аквахозяйстве Котка, где главный рыбовод биолог Ану Херман показывала своих «гостей» (даже не верилось, что острорылые стремительные рыбины килограмма на полтора завезены сюда год назад всего лишь трехграммовыми мальками!), мне сказали, что бестера приходится выращивать на ощупь, что помощи от столичных ученых пока еще нет. Нет понимания аквапроблем и у осушителей болот – мелиораторов. И Аннес Валгмаа, недавний студент биофака, что ставит первые садки с форелью в прибрежных водах острова Сааремаа, немало озабочен тем, что, расширяя колхозную пашню, мелиораторы истощают пресноводные ключи, задевая интересы не только форелеводства.

Аквакультура только начинается, и ничего нет удивительного в том, что многого пока что нет. Но, покружив с Ану Херман по рыбным хозяйствам колхоза, побывав в Пяриспеа, где уже воздвигнут комплекс бассейнов (шесть насосов, три кубометра воды в секунду, двести тонн продукции в год), осмотрев рукотворную бухту на острове Сааремаа (двести двадцать гектаров синего поля!) и сопоставив увиденное с услышанным, приходишь к выводу: все то, что уже есть, скорее все-таки много, а не мало. Не потому, что комплекс в Пяриспеа, где на морской воде собираются «пробовать бестера», станет крупнейшим хозяйством в Союзе. Не потому, что закрытая бухта на Сааремаа – «полуестественные условия для выращивания угря» – самый большой морской водоем. А потому, что в сложном рыбном деле идет глобальной важности процесс – приобщение добытчика к созиданию. И если с угрем пока что не повезло: у кировцев он в бассейне погиб, а полмиллиона запущенных в бухту мальков, может статься, растворятся в «полуестественных условиях» бесследно (мальками может лакомиться окунь, они могут погибнуть от весенних холодов), если бестер у кировцев хоть и радует глаз, однако еще не рентабелен, то приобщение ведь только начинается. С кормов, с хозяйственно-технологических забот – плавучим должен быть садок или на якорях? – пока в один прекрасный день не станет для всех очевидным, что начинаться оно должно с человека. Что приобщение к созиданию – это прежде всего приобщение к пониманию. И Аннес Валгмаа, беря под защиту «ключи», прекрасно отдает себе отчет, что не поднять ему на острове форелеводства, не приобщив к созидательным целям мелиораторов. Что угреводство будет обречено без приобщения к биологии угря колхозников – разве ведом им сегодня тот уникальнейший «механизм» (глубины Саргассова моря, течение Гольфстрим, прохладные воды Прибалтики), которым не одну тысячу лет природа этот вид «страхует» от вымирания?! Аквакультура задевает способ мышления и требует принципиально новых методов ведения хозяйства. Где выгода сегодняшнего дня не заслоняет завтрашний убыток. Где никогда не конфликтуют узковедомственный и общенародный интересы. Где ценится не изворотливая хватка промысловика, не потребительская, а творческая активность.

И Ану Херман, разработав дерзкий план – наладить собственной колхозной силой сначала инкубацию икры, а в будущем и полное воспроизводство бестера, уже пускает в ход ее преобразующую силу. Ведь тем, кто будет в Пяриспеа (что в переводе значит «настоящая голова») осваивать новую технологию, придется тоже немало «соображать», но уже не по хваткой программе когда-то живших здесь добытчиков и контрабандистов.

Человек в океане пока еще ведет себя так, будто не было на свете сказки о рыбаке и рыбке. Он строит корабли с неограниченным районом плавания и неустанно обновляет добывающую мощь супертралами, суперневодами, суперсейнерами, чтобы ловить, все дальше, все глубже, все больше. Он использует самолеты и спутники, чтоб обнаружить рыбьи косяки. Он увеличивает силу двигателей и развивает фантастические скорости, чтобы рыбу догнать и загнать ее в тралы новейших конструкций. А если изучает в лабораториях рыб, то с целью усовершенствовать бессетевые способы лова: на шум, на запах, на цвет, на свет.

А между тем огромность океана, как, впрочем, и его безответность, обманчивы. И если много лет подряд, подчиняясь технической силе, он выплачивал нам серебристую дань, то сегодня положение изменилось, и нам самим ее приходится платить в виде постоянно падающей фондоотдачи.

Уже закрыты для промысла сельди Норвежское, Северное и Баренцево моря, понизились уловы пикши и трески, запасы хека находятся под вопросом. У перуанских берегов ловят сегодня в три раза меньше анчоуса, хотя недавно брали десять миллионов тонн в сезон. В восточной части Тихого океана не промышляют желтоперого тунца, а в северо-западной – поредели бесчисленные некогда стада горбуши. Да и на Балтике, как сообщил мне отвлекаемый междугородными звонками Лейно, лет пять уже как введен лимит на салаку.

Вот почему немалая часть его научного дня посвящена форелеводческой индустрии.

...Поначалу это кажется невозможным. Мальки форели нуждаются в пресной воде, а в Эстонии источники маломощны, да и те порой исчезают быстрее, чем бывают готовы проекты по их освоению. К тому же на все эти аквасооружения – выростные и нагульные пруды, инкубационные цехи, морские аквариумы, соединительные каналы, передвижные мостки – нужны вложения, и немалые. Получить их, однако, нельзя, поскольку средства размещены в рыбодобыче: пить-есть населению надо, а океан как-никак дает двадцать процентов белка, три и четыре десятых грамма на душу в сутки – бытие, так сказать, определяет сознание...

– Значит, выхода нет? Задача из разряда нерешаемых?

– Это как посмотреть, – отвечает уклончиво Лейно. – Здесь, может быть, как раз тот самый случай, когда сознание способно определить бытие.

Маломощны источники пресной воды? Зато ими богаты Карпаты, и лично Лейно не видит причин, которые могли бы помешать скооперировать усилия двух союзных республик. Он просит эту мысль в печати отразить и засыпает меня ворохом примеров, как, не вступая в конфликт с биоресурсами океана, повысить резервы в нем добываемого белка. Можно, как это делают в Швеции, икру форели транспортироватъ в богатые кислородом горные реки, а через год везти мальков обратно к морю, на юг. Можно, как это делают в Польше, получить дополнительный вес за счет изменения продолжительности светового дня. Или, как в Шотландии, вносить в залив азотно-фосфорные удобрения и, подняв урожайность фитопланктона, втрое убыстрить рост рыбы. Или, как делают у нас мурманчане, переселять горбушу из тихоокеанских в северные воды, где она вырастает крупнее, чем в водах родных...

Биоэнергетический комплекс – это завтрашний день акваиндустрии, но познакомиться с ним можно сегодня, и даже не выезжая из Москвы. На Соколе, в здании «Гидропроекта», сверху донизу заполоненном энергетиками, в одной из комнат двадцать второго этажа трудятся рыбоводы. Тесно заставленную столами, забитую чертежами и схемами, комнату эту по виду не отличить от других, а между тем именно здесь, в лаборатории рыбохозяйственных исследований, заключают в броню оптимальных расчетов и цифр те созидательные идеи, которым надлежит в ближайшем будущем основательно потрясти добывающий мир.

С Людмилой Анатольевной Корнеевой, старшим научным сотрудником, мы вполголоса, чтобы не мешать другим, беседуем в уголке.

Да, чертежи Курской атомной станции на столах ихтиологов сегодня не случайны, как не случаен и производственный интерес энергетика к индустриальным методам выращивания рыб: две эти отрасли давно и прочно связаны противоречием, и лишь сейчас аквакультура начинает снимать устоявшийся многолетний антагонизм, побочное энергетическое зло преобразуя, так сказать, во благо. Тепловое загрязнение биосферы? Перекрытые плотинами рыбоходы на нерестилища? Но бросовое тепло электростанций, как показал недавно сделанный расчет, – это два миллиона двести тысяч дополнительных центнеров рыбы (даже без учета строящихся атомных!). Избыточная растительность, вызывающая гниение водоемов, – прекрасный корм для белого амура и толстолобика, этих «водяных коров», завезенных недавно из Азии. А что касается отрезанных нерестилищ, то здесь, как говорят, нет худа без добра. И если сегодня Курской атомной планируют производство гибрида белуги и стерляди – бестера: если на предмет его товарного выращивания уже обследованы водоемы-охладители московских тепловых электростанций и в разговорах о задачах завтрашнего дня уже присутствует вопрос – как сокращать срок его созревания (ведь удалось же получить икру от нашего ленского осетра на пятом, а не восемнадцатом году, как обычно!); если живорыбные заводы дают миллиарды мальков еще вчера не обитавших на нашем континенте видов, то разве не причастны ко всем перечисленным достижениям энергетики? Перекрыв плотинами реки, они активизировали ихтиологическую мысль!

У Людмилы Анатольевны Корнеевой с биокомплексом связи семейные. Еще в начале шестидесятых она и муж, два молодых специалиста ВНИИ прудового и рыбного хозяйства, поселившись в палатке на берегу водоема Электрогорской ТЭС, чтоб отработать биотехнику садкового выращивания карпа, получили нерядовой результат – сто пятьдесят килограммов с метра квадратного. К этому результату проявили интерес и за рубежом. Направление это было признано перспективным, а в институте появилась новая лаборатория, которую возглавил Александр Никитович Корнеев, а Людмила Анатольевна перешла работать в «Гидропроект».

В лаборатории рыбохозяйственных исследований «Гидропроекта» открытий не делают, здесь с помощью электронно-счетных устройств минимизируют, усредняют, оптимизируют то, что уже открыто другими, «исходят из того, что уже есть». Но есть, как выясняется, немало, и, чтобы плод многолетних усилий генетиков, селекционеров, специалистов по акклиматизации увидел наконец-то свет, дошел до массового потребителя, им здесь в бесчисленных вариациях ситуаций приходится сводить сотни самых различных параметров, отыскивая оптимум в стыковке. Как говорит Людмила Анатольевна, чтобы энергетик в убытке не оказался и рыбовод с потребителем не страдал.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.