Хлеб

Округлитель, куда после распределителя поступает тесто, выполняет роль человеческой ладони, придает булочке круглую форму.

Теперь сформованное тесто должно подойти, стать пышным. Это возможно только в тепле. Его-то и сохраняет закрытый шкаф расстойки. Из шкафа – в печь новой, более производительной конструкции (ленточную). Отличие от старых, люлечных, в том, что хлеб внутри печи все время движется, находясь на ленте. Хлеб в этих печах быстрее и лучше пропекается. Время прохождения через печь зависит от размера изделия. Разумеется, что для крохотной «кунцевской» булочки его требуется гораздо меньше, чем для большой, на килограмм, паляницы, которой, кстати, 22-й хлебозавод снабжает всю Москву.

Теплый, вкусный цех. Круглосуточно по транспортерам, на всех семи линиях плывут румяные, с аппетитными, поджаренными корочками саратовские калачи, сметанные и московские плюшки, калорийные булочки, ярославская и маковая сдобы... Более двадцати наименований в ассортименте Кунцевского хлебозавода. И весь хлеб, что особенно важно и ценно, отличного качества.

Брака здесь не бывает, и все-таки именно они, кунцевцы, первыми в Москве внедрили у себя КСУКП – комплексную систему управления качеством продукции. Цель одна – еще больше повысить качество продукции, санитарию, дисциплину, культуру производства. Большое, по-настоящему передовое предприятие. Многие полезные, интересные начинания родились здесь. Многие – в планах. Пока в Москве только один такой хлебозавод, но нет сомнения в том, что это – предприятие будущего. Будущее за машинами, которые позволят «механизировать и автоматизировать тяжелые физические и монотонные работы», как это сказано в «Основных направлениях развития народного хозяйства СССР на 1976 – 1980 годы».

Любители оплакивать уходящую старину вздохнут: – Вот уж и до хлебушка добрались... Конечно, живя в городской квартире с водопроводом и газом, хорошо умиляться, вспоминая патриархальные деревеньки. Ни разу не замесив тесто своими руками, разглагольствовать о «хлебе насущном», ругая «технику и прогресс».

Отчего ж тогда заодно не посетовать и на машины, помогающие человеку добывать уголь, нефть, газ? Такое, наверное, не придет в голову даже самому рьяному поклоннику старины. Тем более людям, которые знают, что такое работа шахтеров, нефтедобытчиков, газовиков... И ни один пекарь не захочет месить тесто по старинке, увидев, как легко и умело это делает машина; не захочет возвращаться к монотонному спряпанью булочек и буханочек, зная, что с этой работой прекрасно справляются разделители и округлитель; не захочет стоять ежедневно у жаркой печи, если и без этого можно обойтись благодаря технике. А древняя и почетная профессия пекаря от всех этих нововведений ничуть не пострадает, даже если поменяет свое название на более современное – оператор.

Все, как в пословице: «Не красна изба углами, красна пирогами».

Тут бы, как говорится, и точку поставить. Закончен рассказ о том, как делается хлеб, да вот, как нарочно, подвернулся случай, который еще раз заставил меня вернуться к мысли о хлебе, о его ценности.

До начала спектакля в Центральном театре кукол оставался час, и я зашла перекусить в кафе, что неподалеку, на Садовом кольце. Пожилая женщина, убирая столы, смахивала на поднос недоеденные куски хлеба и почти целые горбушки.

Дело шло к закрытию кафе, народу было мало, и словоохотливые женщины с раздачи и кассир пояснили мне:

– Свиньям выбрасываем, в отходы. Заелись люди, горбушки вообще есть не хотят, деньги заплатят, надкусят и бросят. Как будто хлеб без горбушек бывает...

Запал мне в сердце этот разговор, а через несколько дней, включив телевизор, слышу слова:

– Хлебная крошка каравай бережет. Шел документальный фильм об одном

из председателей колхоза. Хорошо, умно говорил председатель о том, каким трудом дается крестьянину хлеб. И от того урожай зависит, какое зерно посеять, и от погоды, и от своевременной, без потерь уборки, и от дорог, по которым везут хлеб на элеваторы, и от машин, на которых его доставляют. Чтобы ценить хлеб, надо знать это. Верно, что показывают такие фильмы, подумалось мне.

Но один человек, из тех, кто «не дрожит над копейкой и крохами», когда я ему рассказала о недоеденных кусках хлеба, поморщился:

– Ерунда. Тоже мне, проблему выдумали. А я хочу хлеб есть, сколько мне желудок и карман позволяют, и оставлять сколько заблагорассудится. Я за него деньги заплатил. А уж что я с ним буду делать – есть или вилку о него чистить, – это мое дело...

И вспомнила я попутчика, что однажды в поезде мне попался. У него была нижняя полка, и он никому не позволял на нее садиться, поскольку «заплатил за это место», и только курить все-таки не осмеливался в купе, вычислив, видать, что воздух им не куплен, что общий он, всем четырем пассажирам полагающийся.

Рассказала о том попутчике своему собеседнику, пожимает плечами.

– Ну, это – хамство... – Но тут же, спохватившись, поправляется: – Впрочем, формально ваш попутчик был прав...

Формально – может быть, да. И попутчик, и собеседник мой, и жильцы, что пищевые отходы в мусоропровод выбрасывают, а не в ведро, стоящее рядом и специально для этого предназначенное. Формально не взыщешь с этих людей. Свои поступки в жизни они соизмеряют не с совестью, а исходят из соображений формальной правоты. И нет пока закона, чтобы поступки эти были наказуемы.