Неподалеку стоял парень в телогрейке и волчьей шапке. Он был мал ростом и тощ, с красным жабьим лицом и широко разбросанными глазами. Он улыбался и жевал папироску.

— Эй, парень, закурить будет? – спросил Леша. Парень засуетился, полез в карманы. Я подошла к тете Ульяне:

— Кто это, тетя Уля?

— Да горе наше, Толян... Все ему нипочем. Знаешь, дочка, ловит он зайца и шкуру с него, живого-то!

— Зачем?!

— Заяц кричит, а Толяну приятно...

Парень подошел и протянул Леше на красной крепкой ладони мятую папиросу.

Мы погрузились, и машина тронулась. Ледяной ветер охватил нас.

Поселок остался далеко внизу и казался теперь игрушечным.

Все это время Толян стоял на другой стороне улицы. Незнакомые шумные ребята встревожили его. Толян все жевал потухшую папиросу. Он вспомнил, как лесники говорили о каких-то «дружинниках» – ждали приезда студентов, которые в каникулы будут охранять заповедник.

Они откуда-то с Волги. Наверное, даже его ровесники. У него вдруг появилась и заскребла нутро щемящая зависть к их веселью, их смеху, к той неведомой, иной жизни, которой жили эти люди и которой никогда не знать ему, Толяну. И он уже ненавидел их. За их смех, за свой неосознанный еще страх перед ними. За шутками, смехом скрывалось что-то другое, серьезное и враждебное ему. Это он почуял сразу. Хотя и смеялся черноволосый бородатый парень, но глаза у него упрямые, цепкие. Такой докопается до всего.

Сегодня в одиннадцатом квадрате, там, где тянулась цепочка волчьих следов, Толян поставил капкан.

Наконец-то оттаял заледеневший потолок, и теперь со свежих бревен, с сырого, голубоватого мха-сфагнума падали холодные капли. Согретое зимовье вздохнуло сухим жаром, от которого заколыхалось пламя керосиновой лампы. За маленьким окошком был черный невидимый лес. Глухо шумела речка Сулем, и мне снова захотелось ее хрустально-холодной воды.

Позади – десять дней работы. Мы, как цыгане, кочуем из зимовья в зимовье, бродим по тайге. Нетронутые снега, завалы, горы. Подгоревшая каша по утрам и горячий ячменный кофе в кружке. Длинные вечера, когда приятно ломит мышцы и можно растянуться на деревянных нарах, наслаждаться теплом и смотреть сквозь ресницы на блики огня, которые скачут по бревенчатым стенам. И слушать треск дров и метель за стеной.

Рядом пыхтел над приемником Рустик. Он решил вдруг приобщиться к цивилизации, но приемник упорно не хотел ни петь, ни говорить.

— Бог с ней, с цивилизацией, Руст, – сказала я, но уже не слышала, что он ответил. Я смотрела на Лешкино лицо. Он спал и даже во сне хмурил брови. Вдруг открыл глаза, словно проснулся от моего взгляда. Улыбнулся:

— Завтра еду в Игрим, к Михалычу. Надо писать отчет.

— Давай будем писать!

Мы сидели рядом, почти касаясь друг друга. Он держал свечу у самого носа, пытаясь разобраться в своих каракулях.

– Так, восемь капканов на куницу, два на норку... Два ружья, семь протоколов. И еще научная часть.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.