Мы разговариваем на сцене. Казалось бы, это не так уж и сложно. Разговаривать так, чтобы тебя было слышно за сто метров, это умеет любая торговка на базаре. Но нет, простое словоговорение – не искусство. Искусство начинается там, где говорят так и говорят то, что дойдет до сознания, до сердца зрителя. Искусство требует огромного, сосредоточенного, если хотите, самоотверженного труда. Музыканту надо играть каждый день, лишь тогда он достигнет такого мастерства, что слушатели его невольно будут испытывать глубокое, почтительное уважение к нему, осознавая, что сами так никогда не сумеют. «Разговорнику», как называют наш жанр на эстраде, нужно трудиться не меньше, но стремиться при этом к несколько иному результату. У публики в момент его выступления должно возникнуть ощущение, что все происходит и произносится столь легко и естественно, словно это может каждый сидящий в зале.

Много лет я работал с масками, и, кажется, они нравились, во всяком случае, пока нравились. Но я отказался от такого сорта актерских «подпорок», считая, что желаемого эффекта следует добиваться психологической, а не только внешней трансформацией сценического образа. Можно и нужно доказывать зрителям, что перед ними появился новый персонаж, не используя при этом шляп, усов и бород, накладных лысин, очков. Если роль будет сыграна глубоко и достоверно, актеру поверят при всех условиях, без декораций, без грима.

Конечно, такая работа стоит большего труда. Но и результат стоит, я считаю, большего. Любая наша программа, любой спектакль, который мы играли в последние годы, был подобен айсбергу. Зритель видел лишь надводную и притом очень небольшую часть материала. Сейчас мы выступаем со спектаклем «Зависит от нас (Дерево жизни)». Так вот, прежде чем выйти с этой программой на публику, мы подготовили соврем другой спектакль, о котором мало кто знает и который по трезвому размышлению вынуждены были отложить в сторону. И начали все сначала...

Сатирическое представление театра миниатюр – это не каноническая пьеса Шекспира (впрочем, когда-то, я уверен, и Шекспира играли импровизационно, применительно к злобе дня), а живой, подвижный, легко изменяющийся организм. Одну и ту же программу мы показываем, допустим, в Москве и в Ленинграде по-разному, а в конце сезона – не так, как в начале. Изо дня в день действие неизбежно обрастает новыми и новыми деталями, нюансами, интонациями. Оно естественно обогащается событиями, происходящими в мире, и событиями, происходящими в наших конкретных жизнях. Меняется время, меняемся и мы – меняется спектакль. Мы никогда не снимаем программу оттого, что к ней уже упал интерес, никогда не дожидаемся пустых мест в зале. Но дело не только в естественном для артистов стремлении к успеху. Причина нашей торопливости в замене постановок состоит в том, что, эксплуатируя даже самую удачную работу дольше, чем надо, мы неизбежно отстанем от времени. Начнем плестись в хвосте у жизни. Утратим актуальность.

Вот и еще один ракурс известного тезиса: надо учиться у жизни. В сущности, именно об этом, о разных формах такой учебы, я и говорил здесь все время. Мне могут возразить, что учиться артисту надо у своих старших коллег, талантливых и мудрых актеров, учиться у их произведений. И я не стану спорить. Скажу только, что, на мой взгляд, стоит учиться лишь у тех их творений, что исполнены жизни, биения пульса времени.

Недавно от нас ушел человек, которого, не будучи с ним знакомым, я всегда считал своим главным учителем в этой профессии. Умер Чарли Чаплин. И эта утрата невосполнима не только для искусства, но и для всего человечества. Трудно сказать, что именно делало его великим. Мне кажется, что главное в его таланте – невероятное, уникальное сочетание буффонады, гротеска и сопереживания человеческому горю, сочувствия к его даже самым мелким неприятностям. Чаплин олицетворял собою подлинный демократизм, его творчество в равной мере принадлежало людям всех континентов и всех возрастов, людям любого уровня образования и любого вида труда. Мир, да что там, просто мы с вами становились добрее и глубже после его картин. Он был действительно великим – этот «маленький человек». Он учил нас любить людей... Я много говорю здесь об учебе, но не могу сказать, как происходит этот процесс, почему иногда десятки часов лекций проходят мимо нашего сознания, а случайно брошенная фраза западает в душу. Знаю только, что надо пытаться учить, надо учиться передавать новым поколениям интеллектуальный и эмоциональный опыт поколений старших. Сделать это гораздо труднее, чем кажется порою моим сверстникам, здесь хороши все средства, кроме скучных. Назидательность, менторский тон, снисходительность в такой ситуации часто приводят к результатам обратным. Я думаю, что по-настоящему научить кого-либо и чему-либо без юмора, без некоторой доли иронии, в том числе и самоиронии, невозможно. Причем это относится не только к искусству, но и, например, к житейским истинам, которые в высокопарном изложении часто вызывают протест у тех, кому отведена роль учеников. Думаю, что и математика лучше усваивается, если ее преподавать с чувством юмора...

Помню, как-то раз ко мне пришла женщина и сказала: «Аркадий Исаакович! У меня есть сын, ему одиннадцать лет. Он мечтает стать актером, намеревается бросить школу и поступить работать в театр, говорит, что хочет устроиться в ТЮЗ. Я не знаю, что делать. А вы его кумир, самый высокий для него авторитет. Умоляю вас – напишите ему письмо!» И я написал довольно длинное послание этому мальчику. Поскольку его затея меня немножко насмешила, письмо получилось веселым, хоть я и говорил в нем вполне серьезные вещи о том, что настоящим артистом нельзя стать без солидного образования, без самодисциплины, без воспитания в себе выдержки и терпения.

Прошло много лет, и мой адресат стал актером, известным всей стране. Это Александр Калягин.

Помню и другого мальчика. К нам в театр лет с десяти ходил Гена Хазанов. Он был очень маленького роста, худенький и ужасно переживал это. Когда ему стало восемнадцать, он выглядел на четырнадцать. Это и вообще-то неприятно, а для человека, мечтающего о сцене, – трагедия. И я посоветовал ему однажды, чтобы он поступил в училище циркового искусства, а про себя подумал: в цирке работают люди и меньшего роста... Но при небольшом росте у него оказался большой характер. Геннадий окончил училище и сильно вырос – главным образом творчески. Хазанов по-прежнему часто бывает у нас в театре, показывает мне свои новые работы, советуется. Недавно он пригласил меня посмотреть его новый спектакль «Мелочи жизни». И коль скоро он сам сказал мне, что рассматривает этот вечер, как серьезный экзамен, то я с легким сердцем и искренним удовольствием выставил ему «отлично» – правда, не в зачетной, а во вполне обычной книжке, в виде автографа.

Молодёжь, во всяком случае, те, с кем мне приходилось сталкиваться, – это интереснейшие люди. Заслуживающие всяческого уважения. И не только потому, что им, как принято выражаться, принадлежит будущее. Нет, юные мужчины и женщины семидесятых годов привлекают меня своими не всегда близкими мне, но бесконечно любопытными убеждениями, своим незаурядным упорством, целеустремленностью, стойкостью в борьбе за свои идеалы. С ними не стоит говорить свысока уже потому, что они открываются всеми гранями души лишь в диалоге на равных. И это хорошо. Особенно, если верить, что и они примут следующее поколение так же. Словом, я не вижу никаких оснований для старческого брюзжания по поводу того, что раньше молодежь была лучше, а трава зеленее, а жизнь веселее. Я смотрю на молодежь и понимаю, что все в порядке. У нас выросли отличные дети и внуки. Так и должно быть всегда.

На прощание я хотел бы сказать своим молодым читателям, что жизнь и вправду необыкновенно, немыслимо многообразна. Хотим мы того или нет, она нас не просто учит, но лепит из наших душ и характеров то, чего мы порою и сами не ждем. Это не значит, что позволительно расслабиться и отдаться течению бытия, словно течению реки, – эдак можно и утонуть. Наоборот, я говорю о том, что лучше относиться к этому не так уж долго длящемуся уроку всерьез, с максимальной ответственностью и вниманием, стремиться не «проходить жизнь», как проходят в иных школах литературу, а вникать, впитывать, вгрызаться в этот поток эмоциональной и интеллектуальной информации. И тогда станет возможно каждый день, каждый час, каждую минуту открывать для себя новую тайну, познавать нечто новое и бесконечно интересное в окружающем мире, в знакомых и незнакомых людях, в самих себе.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.