Судьба

– У меня немцы стоят. Поэтому назовешься братом, – посоветовал он.

Григорий улыбнулся.

– В братья, дед, тебе не гожусь. Борода-то у меня отросла большая, да самому едва двадцать стукнуло.

– Тогда сыном...

От старого партизана Дольников узнал о расправе над товарищами, которые не решились на побег. Семь дней их морили голодом, потом загнали в реку и держали в ледяной воде до тех пор, пока многие из них не погибли.

Старик помог Дольникову встретиться с товарищами по лагерю, тоже летчиками, Михаилом Смертиным, Василием Скробовым. С помощью подпольщиков летчики перебрались в партизанский отряд. В отряде «Родина», командовал которым секретарь горкома партии Шевченко, Дольников был назначен начальником вооружения и воевал до весны 1944 года. Он уже сроднился со своей новой фамилией и в списках отряда тоже значился как Соколов.

В начале апреля, когда к району, контролировавшемуся партизанами, стали подходить советские войска, отряд «Родина» совершил налет на один из городков и освободил его от оккупантов. Последним партизанским поручением Дольникова была передача оружия представителям одной из вступивших в город частей.

Через несколько дней Григорий вернулся в родной полк. Удивлению, радости и расспросам боевых друзей не было предела. Они считали его погибшим, а он оказался жив, да еще был одним из лучших партизан отряда.

И вот он снова в кабине боевого самолета. Снова мчится навстречу взлетная полоса, под крыло ложатся фронтовые дороги. Однажды за три дня непрерывных боев Дольников сбивает четыре фашистских самолета. Он вылетает на «свободную охоту» и штурмовку, на разведку и сопровождение, на прикрытие наземных войск и блокирование аэродромов.

Как-то его подняли в воздух, когда машины других летчиков еще заправлялись. По радио он услышал, что на прифронтовой город идет группа бомбардировщиков противника. Вскоре впереди показались едва различимые точки. Дольников на предельной скорости шел навстречу «юнкерсам». Он должен был во что бы то ни стало преградить путь врагу, сбить его с курса, пока не подоспеет помощь. А строй бомбардировщиков все ближе. 200... 100... 50 метров. Огонь! Подобно сверкнувшему кинжалу, впилась в ведущего «юнкерса» огненная трасса. Самолет вспыхнул. И вражеский строй дрогнул, заметался.

А краснозвездная машина шла в новую атаку. На весь эфир гремел бас Григория Дольникова:

– Получай, сволочи!

Когда летчик приземлился, друзья с удивлением рассматривали изрешеченную машину, недоумевая, как можно было долететь на ней до аэродрома. К тому времени боевой счет Григория составил пятнадцать сбитых им лично вражеских самолетов. Шестнадцатый он уничтожил над Прагой в день Победы.

В ночь на 9 мая пилоты отсыпались за все тревожные военные годы. Сорвала их с мест неожиданно беспорядочная стрельба. Палили из всех видов оружия. Это была Победа! И вдруг приказ на вылет...

Боевой маршрут лег на Татры. По-особому тщательно выдерживал Григорий в том полете курс, высоту, скорость. Когда показалась Прага, в голубоватой утренней дымке вдруг вынырнул откуда-то знакомый силуэт «рамы». Летчик бросил машину в атаку – длинная трасса резанула воздух, и фашистский самолет рухнул на землю. Это была последняя атака Григория.

...Немало лет минуло с тех пор. Летная книжка генерал-лейтенанта авиации Дольникова хранит записи его боевых вылетов. К ним прибавилась сейчас не одна тысяча часов, проведенных в воздухе на машинах современных типов. Генерала хорошо знают на многих аэродромах. Кто-то помнит, как впервые получил от него путевку в небо, кто-то вспоминает учебные бои или полученное «добро» на свой первый полет в сверхзвуковой машине.

Лаконичны строки летной книжки. Но за стереотипной фразой «упражнение выполнено» – высокое мастерство и мужество летчика.

...Как-то Григорий Устинович взлетал на поршневом истребителе ЛА-11, и сразу же после взлета в машине отказал мотор. По радио успели передать одно слово: «Горишь!» Для размышлений времени не оставалось – катастрофически падала высота. Казалось, еще секунда – и не миновать беды. Но летчик не растерялся. Над самой землей он сумел развернуть самолет на аэродром и благополучно приземлился.

В другой раз, уже на скоростном истребителе, после выполнения задания верхняя кромка облачности замерла на высоте десять тысяч метров. А нижняя... Ее не было вообще – облака спустились почти до самой земли.

Что оставалось делать: идти на запасной аэродром? Топливо было на исходе. Садиться? Но условия погоды были ниже всех дозволенных для самолета минимумов. На командном пункте ждали решения летчика. В сложившейся ситуации он мог оставить машину и катапультироваться. Но принял другое решение: