Рассказ
По улицам шли туристы с сумками и аквалангами, матросы с транзисторами, женщины в белых панамах. Антон, приехавший в отпуск к родным, не уставал разглядывать с балкона это шумное шествие. Люди спешили на пляж и там, в сутолоке, купались, загорали... А дома было тускло и тягостно. В двух больших комнатах под ногами поскрипывал паркет, на сквозняке колыхались занавески, слышались со двора голоса ребятишек. Здесь господствовала та недоброжелательная тишина, которая предвещает ссору. Мать болела радикулитом, лежала в меньшей, темной комнате и все требовала, чтобы были настежь раскрыты окна, и одновременно куталась в одеяла, постанывая.
Приезд Антона сначала не повлиял на нее. Она встретила его плачем и жалобами на болезни, злыми намеками на неверность отца – намеками, которые Антон и прежде уже слышал... А отец стоял тут же, в терпеливой позе, полный, крепкий человек, стриженный ежиком.
Брат дудел свое: о работе, о товарищах (он лишь в прошлом году окончил институт), рассматривал новый портфель-чемодан Антона и шутил:
– Махнем на рубаху и авторучку?
Антону все здесь было знакомо – он и пять лет назад приезжал сюда и два года назад. Разве только сам теперь был непривычен в этой меньшей, темной комнате – он раздался в плечах, потяжелел после своей длительной зимней поездки на Север. Он приехал сюда потому, что родители звали его в письмах, в редких телефонных разговорах, звали требовательно и жалостливо – никак не желали смириться, что их старший уже давно живет сам по себе. Антон был женат, его жена и две дочери отдыхали сейчас километрах в ста на небольшом курорте у моря – совсем близко. Он их отвез, а сюда приехал, как всегда, один.
Это были странные приезды.
В этот раз Антону, прибывшему на юг с семьей, особенно не хотелось отрываться от своих даже на время... Сюда же они не могли приехать, их здесь не ждали, не приглашали их сюда – и Антона злило, что сын в нем преодолел отца и мужа, что приехал он по долгу, по обязанности, доставляя утешение одним и неудобство, обиду другим близким ему людям. Устал он от всего этого; а из его намерения что-то изменить ничего не получалось...
Именно в этот раз его готова была оставить обычная сдержанность. Он все выслушивал, воспринимал, перемалывал в себе с какой-то обостренной активностью, восполнял прежними, еще детскими воспоминаниями то, чего не досказывали отец и брат.
Отец снова работал. Не стерпел, ушел с пенсии. Ему было шестьдесят два, но его крепкое тело, цепкий взгляд быстрых диковатых глаз, увесистая поступь – вся повадка, характер не смогли смириться с квартирным пленом. Он завел гантели – они лежали на нижней полке книжного шкафа, – по утрам тихо, чтобы не разбудить мать, пускал приемник и делал гимнастику. Потом ходил на рынок, подметал, а иногда и мыл полы, прочитывал по полдюжины газет – и все же девать себя ему было некуда. Он жаловался сыну:
– Кто это придумал – списывать в отставку? Да я еще...
А мать не велела ему возвращаться на работу, играла на слабых струнах:
– Самолюбия у тебя нет, Корин!
Она всегда его так называла – Корин, по фамилии.
Отцу сняли персональный оклад, и выходило, останься он – работать пришлось бы почти за те нее деньги, что и пенсия. Ему бы и наплевать, но она все вымерила и учла. «Нет никакого смысла», – говорила мать и ссылалась на соседа, нянчившего во дворе годовалую внучку. А отцу некого было нянчить – только обслуживай ее да самого себя. «Ты никогда не считался со мной, Корин», – упрекала она его и настаивала на том, что больна, что ей нужен присмотр, что пора, наконец, и ей дать пожить.
И отец сдался.
И потом ему все виделось его шестидесятилетие – с цветами, с речами, с нарядными папками золоченых адресов, с дорогими подарками, с телеграммами от коллег из ближних и дальних городов. «Неужто не нужен стал?» – думал он, проклиная тот день и час, когда скостили ему этот несчастный персональный и поставили все дыбом...
Вскоре его вызвали, мягко пригласили: «Ждем тебя, Владимир Алексеевич».
Но он уже был не тот. Слишком отравлен был ее наставлениями, в нем взыграло ретивое, он обещал подумать – только подумать...
Однообразное и медленное было время. Но вот с мая он решился...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.