– Я понимаю.

Да, нерадостно это – быть судьей родителей. И все же Антон, уже совсем взрослый, мог, обязан был как-то повлиять на все. Но как?! Словами здесь нельзя было помочь.

Помог в чем-то сам факт его приезда, его углублявшаяся озабоченность, относительная близость жены и дочерей – он о них вспоминал, часто заговаривал... Все это мать замечала, видела: душа у сына не на месте... И поэтому, наверно, наступили другие дни. Благополучные, тихие. Мать повеселела, занялась хозяйством. Ходила в пестром платье, напевала, по три раза на дню звонила отцу. И довольный отец выполнял все ее просьбы, а приходя домой, пошучивал:

— Вот муж, а, сынок? Учись.

— Да-да, – мать тоже посмеивалась, – молчал бы ты, Корин.

Она, как и прежде, красила волосы, поджимала губы, ходила чуть прихрамывая... Но вообще все у нее зависело от настроения.

Антон все чаще вспоминал, что его жена и дочери жили где-то «дикарями», снимали комнату, стояли в очередях в столовую, и вообще, как им там было, неизвестно. Только адрес на руках. Он не удержался, Сказал об этом отцу. Тот побагровел по самый ежик непонятно ответил: «Да, да...» И замолчал. Потом говорил с матерью, и, кажется, они снова поссорились. Это брат Антону сказал. И добавил:

– Как надоело! Ушел бы куда глаза глядят. Хату отстрою, только они меня тут и видели.

И вот Антон стал собираться к своим, укладываться. Подошла мать.

— Возьми внучке тут... Я материал на летнее платье набрала.

— Спасибо. Только, знаешь, ехать к троим, а везти одной...

Мать потускнела, сгорбилась и молча ушла в меньшую, темную комнату.

Со двора долетали голоса мальчишек, чей-то высокий тенор требовал: «Бей, тезка, бей!» Послышался удар мяча об асфальт.

Антон спустился во двор, направляясь на автобусную станцию за билетом. Поодаль, в тени деревьев, сидели женщины («Кумушки», – обозвал их про себя Антон), и до него донеслось со скамеек: «Старший!»

Он знал, что и мать здесь посиживает, и вникает в дворовые дела, и перемывает косточки. Но тут он подумал, что ведь не всегда она была такой, как сейчас.

И вот что странно: сама мать словно забыла то действительно горестное и тяжелое, что было в жизни и что сумела преодолеть. Из-за любых мелочей раздувала кадило, а в большом и значительном для всей семьи упорствовала молча, годами, настаивала на своем. Так было с Валентиной и старшей дочерью, так оставалось и с появлением Вальки-маленькой... Мать становилось жаль. Сколько ей жить осталось? Когда еще повторится для семьи Антона и этот юг и близкое соседство с домом матери? Мысль о том, что не скоро они еще раз будут на юге, в каких-нибудь ста километрах от дома, и в этом «не скоро» есть опасность для матери вообще не увидеть внучку, которую она – одну из всех – хотела видеть, – эта мысль, страшная в простоте своей, не оставляла Антона.

Он простился с ними назавтра, ранним утром. Прощание вышло нерадостное, неопределенное.

II

Антон приехал к своим в полдень. Солнце палило, он измаялся в дороге, а теперь заволновался – не. верилось, что еще пять, три, одна минута – и он увидит их. А когда пришел по адресу, узнал, что жена и дочери еще не вернулись с пляжа. Он оглядывал порог дома, где они жили без него, – цементное крылечко, половичок, марлю в дверном проеме – и расспрашивал хозяйку, как, мол, жена и девочки.

– Очень даже довольны, – с доброй улыбкой отвечала женщина и предлагала то сесть, то умыться с дороги. Но он, поблагодарив, пошел их встречать.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.