Пока я ел, вернее, глотал и запивал проглоченное, я чувствовал на себе взгляды старой стаи морских волков, для которых такое дело было чем-то вроде перепорченных, и то немного щей.

Покончив кое-как с утренним завтраком, я решил вернуться к себе в каюту. Вещи ожили. Каждая дверь решила проявлять активность. Столы низвергались на пол: Умывальники срыва лист с петель, вода текла из всех мест сразу. А стеклянная посуда: бутылки, графины и стаканы только и думали о том, чтобы в подтверждение темных слухов о порядках на море - бить «склянки».

Команда и практиканты следили друг за другом. Большинство делало первое дальнее плавание и штормы «индючего» океана не для одного меня являлись боевым крещением. Но все же за мной и моим другом следили особенно внимательно. Пока что мы оба держались вполне прилично.

На спардэке против грота перед дверью левого коридора я почувствовал, что копченая колбаса превратилась в длиннущий кол и настойчиво просится выйти вон. Я пытался соблазнить ее обещанием об отдыхе на койке в каюте. Ласково смачивал проглатываемой слюной, просил, умолял, требовал... Нет. Проклятая колбаса не хотела ни уступок, ни компромиссов, она упорно перла наружу.

Первая каюта по левому борту спардека - была свободна. В ней помещалось тихое кошачье семейство.

- Кошки и колбаса! - мелькнуло в моей голове, и в следующее мгновенье потомки старых прессованных подметок лежали на потертом и местами рваном линолеуме.

- Алло, Володька, что с тобой! - в каюту заглянула лукаво смеющаяся физиономия комсомольца кочегара. - Травить начал, может ильцу с якоря?..

- Посади своих чертей с языка в груженый бункер, Васька. Разве ты не видишь, что я кормлю бедных котят лучшей копченой колбасой!...

4

В СЛЕДУЮЩИЕ ДНИ, к моему величайшему удовольствию, колбасу за завтраком не давали и кормить котят мне больше не пришлось.

Шторм не утихал. Ветер держался по-прежнему на 9-12 баллах. Небо не рассеивалось. С небольшими промежутками шел короткий, но очень сильный ливень. Сильно кренило. Предельный крен парохода 45°, а у нас часто доходило до 42°. В среднем судно держалось на 37 - 40°. При 45° судно уже не возвращается к нормальному положению.

Сильные разряды в атмосфере мешали правильной работе нашей радиостанции. Ближайший берег был от нас в тысяче миль. Внизу в трюмах трепетали стальные тонны рельс...

К обеду и ужину в кают-компании собирались все. Суп не подавался вот уже несколько дней. За столом вспоминали бывалые бури. Каждый из сидевших помнил не одну забавную историйку. Тут были участники русско - японской кампании 1904 года, европейской войны и старые торговые моряки, проводившие на дно морское не один корабль.

Первые дни они весело потирали руки и покровительственно поощряли штормягу.

- Ничего, пусть покачает!...

Но дни шли, штормяга свирепствовал и бывалым начала надоедать неприятная тряска, грязь на палубах, ненормальный уклад на борту, невозможность работать. На штормягу посыпались виртуозные проклятия, но они действовали так же, как и покровительственно благодушное настроение.

Ветер стонал в бессильной, яростной злобе. Он стегал наше судно. Неистово бил его, оплевывал.

«Трансбалт» хрустел, ложился в роковые 40-градусные крены, но шел вперед, перескакивая с одного гребня жутко огромной волны на другой, минуя темные пропасти бездонной пасти жадной стихии.

Рваные отзвуки ветров метались по коридорам и выли в вентиляторах. На верхней палубе за рулевым помещением, на корме, жалобно мычали коровы, и сбились в трепещущую кучу поросята. Нескольких уже унесло волной за борт.

У фок-мачты и грота волны перехлестывали остов парохода и, набежав, убегали, оставляя на палубе рыбешек и соль. На спардек и даже в иллюминаторы залетали серебристо-черные крылатые летучие рыбки.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.