Автор писем – Михаил Васильевич Рогов, известный журналист, специальный корреспондент газеты «Известия». Он прожил большую, интересную жизнь. Юношей в 1917 году Рогов стал солдатом революции. Воевал под Псковом, Лугой, освобождал Архангельск от беломятежников. На фронтах гражданской войны прошел путь от рядового солдата до командира полка.

В годы Великой Отечественной войны ушел добровольцем в полк московских рабочих. Несколько раз был ранен. Рогов сражался с врагом не только оружием, но и острым, боевым пером журналиста.

М. В. Рогов – один из ветеранов большевистской печати, неутомимый труженик. Он щедро отдавал молодым свой огромный жизненный опыт и разносторонние знания. В 1965 году его не стало.

Письма, которые мы предлагаем читателям, посылались Роговым сыну из действующей армии на протяжении почти всех четырех лет войны. Обратный адрес тогда у них был один – полевая почта... Тем не менее нетрудно установить, что отправлялись они из самых горячих точек войны. Последнее из сохранившихся писем послано из Польши.

Остается добавить, что мечта отца сбылась – сын стал архитектором, хорошим архитектором и честным человеком. Таким, каким его хотел видеть отец, сражавшийся за Родину.

7 октября 1941 г. Москва.

...Крутая дорога войны тревожит своей протяженностью, воронками, колеями окопов... За себя я спокоен, и чем дальше, тем крепче становится ненависть и потребность, понимаешь – потребность мстить. Говорил на днях с командиром, который дрался на моей родной станции Шимск, выбивал гадов с завода. Он мне нарисовал план, и я увидел: дом, где я вырос, раздавлен танками; мост, под которым в детстве ловил рыбу, уничтожен; все, с чем детство и юность мои связаны, разорено...

19 января 1942 г.

Илюнька, мальчик родной! Эту бумагу я приготовил, чтобы написать тебе новогоднее письмо. Не удалось. Пришлось встречать Новый год при большой «грозе», под бетонным куполом нашего дота. Вдвоем с товарищем мы встретили Новый год теплым рукопожатием, вспомнили вас – самых родных – и выпили из баклажки по 200 г холодной-холодной водочки. За вас – за своих наследников на солнечном свете, на радостной земле... Не удалось написать и вскорости. Боевая служба. Темь в землянке. Мороз на свету. Зато сегодня я пищу в хате, хотя сижу в шинели, а чернила приходится подогревать в ладонях. Но блаженствую: впервые за три месяца пишу чернилами. Превеликое это удовольствие!.. От тебя я получил два письма, таких умных, ободряющих и сердечных. Презрение, которое ты испытываешь к подлым и мелким душам, обрадовало меня, как глоток родниковой воды летом: значит, ты по-настоящему мужаешь, начинаешь понимать людей и учиться ненавидеть. Ненависть, ненависть и еще раз ненависть – вот что нужно нам, чтобы защитить жизнь, исполненную дружбы, товарищества и великой человечности.

Хорошо, что ты с юношества видишь людской хлам, душевный мусор и рухлядь. Значит, ты усвоишь и мораль строителей новой жизни на земле, мораль, диктующую нам наше поведение в жизни и бою. Не подведи меня, я в тебя верю! Хочу тебе повторить свое новогоднее пожелание, его я произнес и отправил мысленно, прикорнув у пулемета: думай, мальчик! До всех явлений жизни доходи разумом; раздумывай, размышляй! Мучительно тебе иногда будет; ты попадешь не в один тупик, побродишь бессильными ногами по лабиринтам противоречий Не опушайся! Только так воспитаешь свой разум, свой ум. В тоы помогут тебе книги. Выбирай, советуясь с мамой, со иной. Книги тебя ко многому подготовят, если ты их прочтешь, размышляя, раздумывая над страницами.

Руки мои замерзли, и большое письмо сжимается от холода. Но холода скоро окончатся – письма станут приходить к вам почаще и не такие мазаные. Мы с тобой обменяемся не одним десятком их: коричневую рвань придется выметать долго. Это я говорю к тому, чтобы посоветовать и маме и тебе: если вы ожидаете меня, то запаситесь терпением полярников, хотя и живете в солнечном краю. Я вернусь не скоро, но вернусь обязательно, быть может, тогда, когда и вы меня перестанете ждать. Крута солдатская доля, но я не брошу свой котелок, пока не выхлебаю его до последней ложки. Так написано мне на роду.

25 февраля 1942 г.

Милый мальчик! Пишу тебе в момент бомбежки, сидя в укрытии. Ждем приказа о продвижении вперед. Фрицев гоним по всем правилам – тот, кто вошел на нашу землю, тут и останется, запорошенный снегом. Трофеи наши также велики: гансы. убегая, бросают даже свои солдатские ранцы. Мне воевать трудно – староват я, но без нытья и жалоб несу свои обязанности пулеметной головы в боевом расчете. Это очень радостно ощущать и переживать. Если мои письма редки, то виновато наше новое направление: отсюда далеко до железных дорог и городов. Завершая грандиозное окружение немцев, мы бьем врага с неожиданных подходов из тыла, бьем насмерть. Успокой маму, помогай ей всячески – этим ты и мне поможешь без волнений, сосредоточенно исполнять свои обязанности перед Родиной и народом. Надеюсь на тебя, мальчик, что и ты честно исполняешь свои обязанности советского юноши в дни войны за Великое Счастье. Целую тебя. Михвас.

6 марта 1942 г.

Милый мой мальчик, Илюшок мой! Пишу тебе из госпиталя – ранен пулей в плечо и лопатку. Рана легкая, лечить меня будут в полевом госпитале, где пробуду 2 – 3 недели. Успокой маму – дело на фронте обыкновенное. Хоть рана и мозжит, настроение у меня великолепное, готовлюсь к майской битве. Очень тоскую по маме, по тебе – писем нет и долго-долго не будет. У меня нет пока адреса – госпиталь наш передвижной, нет у меня и своей части, не осталось ни одного товарища – все придется заводить заново после выздоровления; тогда же буду и списываться с вами. Помните меня, ожидайте меня: я вернусь к вам любящим и верным другом, чтобы вместе жить и творить.

12 марта 1942 г.

Илюнько, родной мой! Ты часто пророчил: «Быть тебе кашеваром-поваром в армии». Таким я и оказался в последнее время – именно поваром, хотя и «особого назначения». Недавно налги летчики сбили гитлеровский почтовый самолет. Во всех письмах на родину фашисты сообщают своим: «Мы попали в котел», «Мы – в глубоком котле», «Над котлом нашим опускается уже герметическая крышка». «Попасть в котел» – дословно значит «попасть в окружение». После такой лингвистической справки ты и сообрази, что я за повар: наша армия загнала в котел огромное количество фашистов... Приятно это сознавать, мальчик; от сознания своей военной полноценности и раны меньше болят и трудности легче переносятся.

Ранили меня 1 марта под вечер во время контратаки немцев на деревню, которую мы заняли после десятичасового ночного боя; ранил меня автоматчик, забравшийся к нам в тыл. Мой командир его пристрелил, но поздновато. Вообще ночь выдалась весьма хлопотливой. Наступали мы при поддержке танков, немцы ударили по танкам бронебойно-зажигательными. В танки они не попали, а мне всадили одну пулю в правую руку, прожгли шинель и зажгли на мне, телогрейку. Пришлось под злейшим огнем всех видов приподняться и сбрасывать с себя горящую телогрейку, чтобы не сгореть заживо. После этого опять лег за щиток. А днем малюсенький осколочек мины просек мне верхнюю губу и застрял над зубом, потом шинель мою располосовал другой осколок. Когда теперь на койке все это начинаешь вспоминать, то так и кажется, что судьба покрикивала мне среди боя: «Эй, берегись, Михвас! Эй, посторонись, Михвас, тут смерть гуляет!»

Когда я вернусь и сяду писать свою книгу, то страницы боев мне будет легко создавать – я видел все открытыми глазами и во многом смогу исправить батальные картины, существующие в нашей литературе; на линии огня я набираю точные слова для будущей книги и верю, что на своем закате окажусь одним из литературных богачей – мне останется только записать пережитое, чтобы получилась книга большого звучания. Твой Михвас.

19 марта 1942 г.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.