Двенадцать лет назад я впервые выпускала класс. Это было в Калуге, в мужской школе. «Провалятся, провалятся все, как один, - думала я, оглядывая ровные ряды стриженых мальчишечьих голов, - ничегошеньки не напишут...» Ужас охватывал меня при одной мысли о том, что корявые их писания, которые столько раз бывали предметом моих слез и огорчений, будет обсуждать целая комиссия, и я заранее представляла себе, как скажут: «Ну, конечно, не надо было доверять выпускные классы девчонке... Чему она их могла научить!»

Я даже до сих пор помню тогдашние темы. «Павел Корчагин и Олег Кошевой». Эту писало большинство. И не было в тех работах никаких стилистических красот, а, напротив, попадались всякие «подъехав к дому, залаяли собаки...».

А сегодня! Конечно, я и сейчас волнуюсь: что-то там, в этом конверте за «семью печатями», который вскроется в торжественно притихшем актовом зале! Но как-то совсем по-другому. Потому что знаю: напишут и даже все деепричастные обороты правильно употребят. И будет сколько положено восклицательных знаков, тем более, что гарантирована свободная тема, а на ней-то уж всегда можно выехать...

Нет, сегодня волнует другое...

В школе проходил вечер поэзии. Читали стихи Есенина, рассказывали о нем. И были вроде как-то по-хорошему взволнованы. В середине вечера выяснилось, что в школу пробрались подвыпившие парни. Мы с ребятами-старшеклассниками вежливенько их выпроводили. Но когда вышли на улицу, оказалось, что обиженные молодые люди уже поджидают нас и жаждут расправы. Гнев их обрушился на одного из одиннадцатиклассников за то, что, во-первых, он больно умный - много знает наизусть, - а во-вторых, за то, что именно он предлагал им удалиться и не мешать слушать стихи. И тут произошло невероятное: двадцать здоровых, сильных людей стояли и в растерянности смотрели, как бьют их товарища. Четверо - одного! Нормальный человеческий инстинкт солидарности (да что там солидарности - просто четверо против одного!) не сработал.

Потом говорились разные жалкие слова: мол, это произошло от неожиданности, ситуация оказалась уж очень непривычной. Я слушала эти слова, а в ушах стоял голос майора милиции, который приехал к месту происшествия по моему вызову: «И вам, двадцати здоровякам, не стыдно звать милицию для того, чтобы защититься от четверых! Эх вы, мужчины!»

Конечно, им не очень-то приятно было тогда выслушивать это. Но на помощь пришла удобная, на все случаи жизни годная формула: «Ну и что! Да, испугались, да, не хотели ввязываться в драку... А кому хочется! Никому...»

То есть как это «никому»! Разве вы сами буквально два дня назад не приводили в своих сочинениях классические примеры мужества и отваги, проявленные в куда более сложных условиях! Разве не находили высоких и красивых слов о назначении человека, о жажде справедливости, не цитировали Горького, не доказывали, что в жизни всегда есть место подвигу, не предавали анафеме «ничегоневидящих»! Значит, все это только для сочинения, для «баллов», как вы теперь любите выражаться!

А для жизни! Для жизни - позиция откровенного цинизма: «Плохой, говорите! Да, плохой и буду плохим. И все плохие. Вы мне покажите, кто лучше».. Это тоже кредо. Недавно оно было довольно отчетливо сформулировано в сочинении одного десятиклассника.

«Все эти высокие слова, которые так много значили для отцов, для нас обветшали, - писал он. - Я уверен в том, что ни один человек из нашего класса, да что там из класса - из всех моих сверстников - не променяет московскую прописку на то, чтобы добывать золото для страны в туруханской тайге. Я знаю, что идеал большинства - удобная квартира, обставленная современной мебелью, оснащенная всеми современными удобствами, магнитофоном и телевизором последней марки, да еще хорошая жена». (Жена оказалась в одном ряду с прочими атрибутами идеального быта!)

Я прочитала это сочинение в классе, не называя автора и стараясь по возможности сохранить ровные интонации. Хотелось вызвать бурю, хотелось, чтобы этот поклеп был воспринят как пощечина, как плевок одного в лицо всем. Но этого не произошло. Смущенные усмешечки, какие-то обрывки фраз, вроде того, что «не придавайте значения», «пооригинальничать парню захотелось, показать, какой он смелый».

- Простите, - вскипела я, - но если хотелось пооригинальничать и разоблачиться всенародно, то ведь следовало употреблять совсем другие местоимения - «я», «для меня»... а ведь он-то пишет «мы», «для нас», «все»... Значит, получается, говорит от вашего имени, и вы под этим подписываетесь!

Тогда вскочил один:

- Я не подписываюсь, нет! И другой:

- Мне важно не где жить, а для чего, как... И третий:

- Я вот сейчас при всех говорю: поеду туда, куда нужно будет. Без восторга, может быть, но поеду...

Казалось бы, можно успокоиться: должная реакция вызвана. Но разве это была мгновенная, инстинктивная реакция на пощечину, нанесенную гражданским чувствам! Нет. И поэтому оснований для успокоения не было.

Но, может быть, сделать скидку на возраст, согласиться с теми, кто говорит: «Бросьте, не преувеличивайте. Ну чего вы от них хотите - ведь дети еще...»

Но какие же это дети! Прав был майор милиции: если не станут мужчинами сейчас, то, возможно, не будут ими никогда. Если не решат для себя, как жить, какими быть теперь, то в будущем вообще смогут обойтись без таких решений. А без решений человеку нельзя, как нельзя и без очень четких критериев насчет того, что такое хорошо и что такое плохо. Но они-то, критерии эти, сместились. Солгал, нарушил слово, нагрубил, струсил-по любому поводу появляется спасительное «подумаешь!» и какая-то удивительная готовность к компромиссу.

Я вот не могу забыть, как тогда, после той истории с избиением, мы шли по уже безопасной улице, шли, оглушенные всем происшедшим и неприятные друг другу.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.