Из Блуднова.

И это моя судьба.

Как говорится, тут ни убавить, ни прибавить, все сказано, приписка к родине сделана навечно.

В середине пятидесятых, на сломе души, Яшин декларативно, как бы со стороны воспевал Север («Только здесь, на Севере моем, такие дали и такие зори, дрейфующие льдины в Белом море, игра сполохов на небе ночном»). В том же духе говорилось и о людях («И, уж конечно, нет нигде людей такой души, и прямоты, и силы...»). Правда, вывод был довольно рационалистическим, что, мол, «если б вырос я в другом краю», то все сказанное о Севере можно было бы сказать о той, другой, родине.

Нравственное возвышение лирики Яшина началось с иного, внутреннего ощущения Родины. И происходит оно от встречи с Родиной немолодого уже, зрелого человека, много пережившего и испытавшего, и с иным жизненным багажом, с иными представлениями о мире перешагивающего порог отчего дома.

В «Военном летчике» Сент-Экзюпери рассказал эпизод бессмысленного и безнадежного полета экипажа разведывательного самолета, который был заранее обречен на гибель. Герой произведения обещает себе, если останется жив, ночную прогулку по родной деревне, чтобы понять самого себя. Он сдержал слово. «Мне кажется, я многое понял за эту мою необыкновенную ночь в деревне, - размышляет он. - Вокруг меня какая-то необычайная тишина. Малейший звук, словно звон колокола, наполняет пространство. Все стало для меня таким близким. И это жалобное блеяние овец, и тот далекий зов, и скрип притворенной кем-то двери. Словно все происходит во мне самом. Я должен немедля постичь смысл этого чувства, пока оно не исчезло...»

Для того, чтобы осознать себя, мало было пережить смертельную опасность, надо было еще оказаться в условиях наибольшей близости к природе, к естеству, надо было оказаться в своей деревне. И это для военного летчика, увлеченного техникой, ощущавшего ее продолжением природы! А уж для Яшина, который всеми корнями был связан с деревней («Там, средь лесных берлог, я возмужал и вырос, первый страх превозмог, первое горе вынес...»), встреча с нею в ту пору, после событий значительных в жизни народа и государства, была воодушевляющей во всех отношениях. Главным же - в нравственном самоопределении - было осознание того факта, что родина - это не абстракция, не общее понятие для высоких и красивых речей, призывов, лозунгов, а это - дом над рекой, ягодный косогор, трактор в поле, весенняя страда; а отсюда, от этих живых и зримых, знакомых с детства материальных примет родного гнезда, начинается большая Родина, и тоже не как абстрактное понятие, а как великая держава, населенная миллионами людей-тружеников, как обжитая и теплая матерь-земля и как целина для вспашки под урожай будущего.

Новые ощущения связываются с весенним обновлением природы. Оно как обновление души. Традиционный для лирической поэзии ассоциативный ход. У Яшина эмоциональнее всего это состояние выразилось в стихотворении «Хочу весну!», вероятно, самом оптимистическом, самом мажорном стихотворении поэта из написанных за последние полтора десятилетия его жизни. «Оттаяло сердце, пришел мой срок», - таково признание поэта, и он открыто, молодо устремляется навстречу весне жизни: «Восхищенно руки тяну туда, где цветенье, туда, где свет, к весне моей, к счастью. Хочу весну!»

Под этими строками стоит дата 1958 - 1959. А ведь тогда же был написан «Переходный возраст» - стихотворение, полное внутреннего смятения, сомнений, неуверенности в себе. У Яшина не раз бывали такие резкие перепады в настроении, вызванные то ли перипетиями нравственной жизни, то ли физическими страданиями. И «Переходный возраст», написанный почти в одно время со стихотворением «Хочу весну!», - крайняя степень подавленности и смятения в лирике тех лет.

Совершенно очевидно, что это - кризисное состояние. Верхняя Мертвая Точка, как позднее определит его Яшин, «миг... наивысшей слабости, за которой следует новый взрыв энергии, прилив новых сил» («ВМТ»). «И спать не могу, и есть не могу: в долгу перед всеми, а что я могу?» - вот этот миг наивысшей слабости в процессе нравственного самоопределения. А в конце стихотворения совершенно неожиданно переосмыслены строки знаменитой сказки о колобке: «От горя ушел, от хвори ушел, от смерти ушел - от себя не могу».

Спрос к себе здесь буквально на грани самоистязания. Позднее таких состояний уже не встретится, даже в преддверии кончины. Будут перепады в настроении, будут боль и радость, покой и смятение, но выдержка ни разу не изменит поэту. Жизнь учит его пониманию той самой «осознанной необходимости», которой он довольно догматично поражал Пришвина, но которую диалектически постигал в жизни. Жизнь учит его, что в кризисные моменты надо «выдюжить, выждать - и в свой черед все образуется, боль пройдет».

Отметим же для себя, сколь противоречиво складывалось и творческое поведение и мироощущение Яшина в эти годы, если одной же датой с двумя только что разбиравшимися стихотворениями обозначено еще стихотворение «По своей орбите» - сдержанное, холодноватое, итожащее долгие и трудные размышления, как бы даже осуждающее эмоциональные вспышки.

Ни к безверию, ни к сомнению Не причастна душа моя, Просто стало острее зрение: Повзрослело мое поколение, Вместе с ним повзрослел и я.

Именно меж этих строк возникает знакомая уже нам декларация: «Сам за все отвечать хочу». А поиски эстетического претворения «торжественного обещания» быть правдивым «во всем до конца» приводят Яшина к мысли, что и язык, родной его русский язык, «подобен правде самой», что он выражает широту и мощь народа, его песенную душу и отзывчивость к чужой боли и радости, в нем плоть земная и трудовой опыт человека... Такой язык создан для того, чтобы говорить правду.

Но вернемся к Бобришному Угору, это он стал символом обновленного чувства родной земли...

Поэт еще и еще раз ищет сближения с природой, чтобы отряхнуть с себя наслоения прошедших годов и житейских невзгод и вновь, как в детстве, почувствовать росную прохладу утра и свежесть родниковой воды, мозоли на руках и усталость в теле от крестьянской работы. Ему необходима эта смена впечатлений, чтобы отрешиться от привычных мерок в суждениях о жизни.

Но этим ли только жизнь красна? Да и можно ли забыть, что предыдущая книга Яшина вышла под названием «Совесть», что поэт призывал читателей: «Спешите делать добрые дела!», что он жаждал личной ответственности за все происходящее в мире? И только ли слияния с природой хочет поэт ныне? Действительно ли он хочет отрешиться от повседневности?

Нельзя сразу и однозначно ответить на эти вопросы. Любому художнику бывает когда-то необходимо уединение. Наступает момент творческого обобщения накопленного опыта, претворения его в краски, звуки, слово, образ. И тогда житейская суета мешает художнику, отвлекает его, не дает духовно мобилизоваться, сосредоточиться. Вот в чем великая польза уединения. Есть и другая сторона, уже моральная, у настойчивого желания уединиться в лесу: Яшин верит в целительную силу природы.

В сосновом бору,

В березовой роще,

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.