Багдад, Багдад - волшебный город! Как много знают о тебе, Багдад! Как много людей восхищались твоей великой историей, как много людей проклинали само имя твое в те черные дни, когда над Востоком нависла зловещая тень Багдадского пакта, и как много людей во всем мире рукоплескали революции, свершившейся здесь, - революции, свалившей ненавистный режим кровавого Нури Саида, прихвостня западных империалистов!

Багдад, Багдад - волшебный город! Как много дорог идут отсюда во все концы Иракской Республики! Идут дороги на север - в промышленный Мосул и Киркук, идут дороги на запад - к Сирии, идут дороги на юг - в Басру, к берегам Персидского залива.

Идут дороги по шумному Багдаду. Мимо строгого памятника Неизвестному солдату, мимо празднично расцвеченного павильона советской выставки, которая с таким успехом прошла в Багдаде месяц тому назад, ведут дороги по тем местам, где багдадцы восторженно встречали дорогого советского гостя - Анастаса Ивановича Микояна, ведут дороги в пустыни и в оазисы, к новостройкам и к памятникам седой старины.

Манит дорога: она сулит встречи с людьми, она сулит новое, то, к чему так лежит человеческое сердце, она ведет в даль, неведомую, а потому всегда интересную...

К югу от Багдада

Старик сидел на солнце. Он грел ногу. У него сильно болело колено - так бывало всегда перед переменой погоды. А сейчас с Персидского залива дул жаркий ветер.

«К вечеру будет гроза, - подумал старик и осторожно потрогал узловатыми, костистыми пальцами опухшую ногу. - Когда оттуда несет жаром и летит песок, всегда бывает гроза».

- Э, Дауд! - негромко позвал старик.

Никто не ответил.

«Мальчишка заигрался, - решил старик, - он ничего не слышит. Дети ничего не слышат, когда играют. И ничего не видят. Это хорошо, когда дети так играют...»

- Э, Дауд! - крикнул старик еще раз, громче.

Снова никто не отозвался.

Тогда старик осторожно согнул ногу, морщась от боли. Потом он уперся руками в теплую сухую землю и поднялся, по - прежнему морщась от боли в колене.

- Э, Дауд! - сердито и громко закричал старик.

«Зачем я сержусь? - вдруг, улыбнувшись, подумал он. - Ведь мальчик заигрался! Нельзя сердиться на детей, которые играют».

Прихрамывая, старик пошел к дому. Там тоже никого не было: все с утра работали на финиковых плантациях. Старик прошел через дворик и спустился к маленькому каналу, прорытому от Шатт Эль Араба почти к самому дому. Он сел на берег и опустил больную ногу в воду.

«Вода все лечит, - подумал старик, - сейчас боль уйдет».

Он верил в то, что вода может вылечить все болезни. Он поверил в это давно, лет шестьдесят тому назад, когда шел с караваном от Басры в Багдад через великую пустыню. Тогда его звали Наср, а не старик, как сейчас. Он тогда отстал от каравана, погнавшись за огромной ящерицей. Он долго гнался за ящерицей, которая то неслась со всех ног, то, резко остановившись, замирала, оборачиваясь на своего преследователя. Когда ящерица останавливалась, Наср тоже останавливался, потому что зверек исчезал, сливался с песком. Тогда Наср начинал идти осторожно, высоко поднимая ноги: он боялся наступить на ящерицу. Он шел, размахивая руками и время от времени покрикивая. Ящерица подпускала его вплотную, а потом убегала дальше и снова останавливалась, сливаясь с песком.

Наср не заметил, как наступил вечер. Ведь дети ничего не видят и ничего не слышат, играя! Пустыня из раскаленно - белой сделалась сначала желтой, как яичный желток, а потом розовой. И солнце, поначалу белое, стало желтым, а потом ослепительно красным. Небо стало синим. А когда пески становятся розовыми, а небо синим, а солнце ярко - красным, тогда приходит вечер.

Наср обернулся и не увидел каравана. Сначала он испугался. А потом подумал: «Ничего, я догоню караван по следам». И, прокричав вслед убегавшей ящерице ругательство, он повернул назад.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.