Шестое свидание

- У меня вечерами бывают такие мысли. Смотрю - окна разноцветные. За каждым окном люди. И оттого, что окна разноцветные, люди кажутся особенно разными. Тогда я немного теряюсь, думая, как их много, и у всех очень важные мысли. И мне начинает казаться, что мои мысли, ну те, которые совсем мои, они не очень серьезные, а для меня они очень. Вот так... Может, они и в самом деле не серьезные, ты как считаешь?

- Меня недавно в «Завещании» Родена поразила одна мысль: если что-нибудь для вас глубоко истинно, высказывайтесь и не бойтесь одиночества, ибо то, что глубоко истинно для одного, будет близко и остальным. Значит, «совсем мои мысли» всегда серьезные.

- Ой, смотри, идет твой номер. До свидания. Слышишь, до свидания!

- Пока. Я буду на катке каждую свободную субботу и воскресенье, только сколько их будет, не знаю.

Да, было пять непохожих встреч, лишь аккомпанемент позвякивающих коньков связывал их воедино. Потом Виктор заступил в наряд... Ветер и снег, и черным остовом огромного корабля лежит училище. За спиной у Виктора карабин с примкнутым штыком, шапка сдвинута на затылок. Виктору кажется, что он сейчас один из тех легендарных матросов, которые, тан же заломив ушанки, проходили по фронтам гражданской войны. За спиной карабин, в лицо лупит снег. Последний час удивительно длинный, и Виктор опять обыкновенный курсант безвоенного времени. Скоро его сменят, и тогда, протерев карабин, можно с наслаждением вытянуться на койке.

Утром у Виктора, нам у маленького, заболели уши. В санчасти их забинтовали, и белые тесемки торчат на затылке. Три раза в день Виктор безропотно приспускает трусы, получая свою порцию пенициллина.

Выбитый из напряженного ритма, он вновь вспоминает синие вечера, запах хвои и огромный камень - площадкой среди леса на склоне горы. Сюда по непонятным законам акустики долетали мелодии из заводского парка. Здесь они танцевали с Галкой, и сосны кивали им верхушками».

А за окном начинается весна. Сидя на подоконнике, Виктор заметил, как неожиданно сел снег и ручьи черными змейками побежали по пустырю. Где-то там, в городе, таял каток. Где же теперь по субботам Дельфин ледяной дорожки? Виктор не взял у нее ни адреса, ни телефона. Зачем? Он знал, что увидит ее на катке в любую субботу и воскресенье.

В городе таял каток. В санчасти говорили об осложнении. Виктор, обложившись учебниками, изредка выглядывая в окно, повторял: «Значит, судьба!»

Из санчасти Виктора отпускали только сдавать экзамены. Отвечал он блестяще, и на его примере командир роты объяснял Филе, все-таки схватившему двойку, что такое сила воли.

Второй месяц парусник был в плавании, за кормой остались Скагеррак и Каттегат. Дав курсантам немного понюхать океана, корабль вернулся в Балтийское море. Они научились драить медяшку, ловить пеленгатором свет маяков, то ныряющих в море, то взлетающих к небу. Они научились вязать морские узлы и по звездам определять свое место в зеленой качающейся воде.

Виктор, свободный от вахты, стоит на полубаке. Море укладывается спать, расстилая накрахмаленные простыни, медленно шурша ими вдоль борта. Ветер босыми ногами прошелся по палубе, запутался в бухтах канатов, качнул плечом огромные паруса.

Врублено ночное освещение. Пробивающийся из иллюминаторов синий свет падает на палубу. Последние удары домино перебросили на счетах дня костяшки времени.

И вдруг то ли из-за горизонта, то ли из узких шхер вынырнул шквал. Вздрогнула и напряглась тугая парусина, вбирая упругий ветер. Корабль дал крен. Развешанные после стирки робы, смешно взмахнув рукавами, перемахнули через борт, прошли некоторое время рядом, а потом, видно, поняли, что не им тягаться с этой белой громадиной, которая легко режет волны.

Навсегда останутся в памяти резкие, как проклятия, слова команды, скользкие шкоты, обжигающие ладони, и ощущение необыкновенной легкости и силы, когда корабль с зарифленными парусами, словно вздыбленный конь, закачался и осел под могучей руной.

прислонившись к леерам, Виктор рванул воротник робы. Главстаршина, заботливо оглядывая кливера, положил руку Виктору на плечо.

- Тебя кто-нибудь ждет в Питере? Виктор посмотрел недоуменно,

вдруг вспомнил, что она любит географические атласы и книги о далеких странах, и ответил:

- Ждет.

- Ну, значит, все будет, как надо. А наутро пришел шторм. Корабль качало, как люльку, и швыряло, как спичечный коробок, попавший под удары пробегающих мальчишек. Десять дней гудел шторм. Десять дней корабль бездомным гулякой шатался по тесному для него Балтийскому морю, старательно уходя от опасной близости берегов. Тревожно дребезжала морзянка: из Кронштадта запрашивали, как чувствуют себя курсанты, как экипаж. Зеленые горы воды с кружевными воротниками, оголенный винт встречного судна, нелепо вращающийся в воздухе.