Ленинград - довольно чопорный город, но и курсантам в нем относятся по-особому. Девчата здесь не считают грехом знакомиться с ними на улице, шоферы такси и автобусов выжимают скорость, чтобы помочь ребятам перед концом увольнения. Бывает, что огромное тело автобуса проносится мимо остановок, и пассажиры даже не спорят, а только смотрят на ребят, которые стоят на подножке, закусив ленточки бескозырок, готовые к рывку, чтобы в последнюю минуту, взбежав по широким лестницам, коротко доложить: «Курсант (такой-то) из увольнения прибыл, во время увольнения замечаний нет».

Виктор любил этот стремительный ритм увольнения, мягкий аромат осени на аллеях Летнего сада и легкую удаль, с которой можно подойти к любой девушке, спросить про выдуманную улицу. И, пока она будет старательно вспоминать, задать еще четыре вопроса, а потом идти вместе совсем в другую сторону, спорить о возрасте памятников, рассказывать веселые курсантские истории, лихо приветствовать офицеров. И, спустившись к самой воде, целовать ее и слушать, что нельзя же так, сразу. Прощаясь, на клочке бумаги записать телефон и позвонить через месяц.

Зимний отпуск. Дома стоят, покрытые тонкой изморозью. Щеголеватые бушлаты и бесшабашные бескозырки заменили шинели и черные ушанки.

Виктор медленно шел по проспекту, планируя увольнение. Впереди будка телефона-автомата. Вошел, захлопнул дверь и оказался в середине зимней сказки, освещенной тусклой электрической лампочкой. Полистал записную книжку. Маленький калейдоскоп имен и телефонов. Позвонить Вере? Тоне? А в общем-то все равно. Взгляд упал на торопливо записанный номер, Виктор механически завертел черный диск:

- Люся, хочешь в театр?

В трубке пульсирует голос:

- Витенька, ты звонишь мне через месяц, и я, бросив все, бегу к тебе. Но разве ты не понимаешь, что от этого больно?

- Люся, извини, я больше не буду звонить...

Он свернул с проспекта на заснеженные аллеи парка, очень по-штатски сунул руки в карманы шинели. «Я же не хотел, чтоб кому-нибудь было плохо».

Виктору показалось: он снова дома и ушел бродить на Ильмень, в горы. Снег припорошит его лыжню. Пришло то чувство, которое иногда рождалось в походе, когда после поворота необходимо остановиться, чтобы не потерять направления.

Под руку попалась книжка с ленинградскими телефонами, книжка специально для всех этих вроде бы третьестепенных знакомых. Он повертел ее в руках и швырнул в мохнатый сугроб, выросший за скамейкой.

В понедельник Виктор принял твердое решение: девушки существуют сами по себе, а он, Виктор, будет слоняться по свету, как гордый и одинокий айсберг.

В четверг выяснилось: у Левки дико запущены практические по физике, - Виктор сидел и решал.

В пятницу заступили в наряд пожарниками. В камбузе сломалась картофелечистка. В ноль тридцать взвод подняли по тревоге, и через пятнадцать минут двадцать пять лихих мариманов с ножами в руках брали на абордаж гору картошки. Кожура летела черно-белыми лентами. В перерыве мариманы, нак кролики, грызли капустные листья. Филю освободили от грязной работы, и он, сидя на перевернутом ведре, исполнял на аккордеоне бравурные мелодии. В четыре утра последняя картофелина, пролетев по оцинкованному столу, шлепнулась в котел. Филя, который играл уже что-то очень грустное, грянул: «Наверх вы, товарищи, все по местам!»

Утром в субботу встали зевая и дремали на первой лекции. Вечером Виктор решил не ходить в увольнение и отоспаться на стульях в какой-нибудь аудитории.

- Нас ждут девчата в технологическом, - возмутился Левка.

- Не пойду, - отрезал Виктор, помня, что он теперь одинокий айсберг.

- Позовем кого-нибудь и двинем в театр.

- Лев, бывает, что ни черта не хочется.

- Если так - на каток! Работают ноги, и отдыхает голова. Переоденешься у меня.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 17
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.