- Чувиха подрастает что надо. Охранять от элегантного мужчины, который вроде бы мельком, а на самом деле слишком пристально поглядел ей в лицо и теперь идет и оглядывается, пока не встречает злого взгляда Виктора.
На пустынных улицах он защищает ее от темноты подворотен за чугунными воротами, от света фонарей и от цветных абажуров за широкими окнами, от ветра и снега и от всего недоброго, что может ей встретиться на пути. Он молча желает ей счастья и хорошего парня, который будет ее беречь и от пижонов, и от элегантных мужчин, и от всего недоброго, но не так, как берегут младшую сестру.
Они идут и молчат. И только на трамвайной остановке, откуда Виктору уже пора ехать, около блестящих рельсов, припорошенных снегом, она подняла голову и, посмотрев Виктору прямо в лицо, сказала:
- Я, наверно, просто глупая и взбалмошная девчонка, только, знаешь, мне очень важно, чтобы ты был на катке, хоть изредка, в субботу и воскресенье.
- Я буду. Ты не глупая и не взбалмошная, ты просто хорошая. Ты всегда будь такой. Ладно?
- А знаешь, я буду ждать тебя каждую субботу и воскресенье. Все равно буду. Ладно?..
- Ладно...
- Ты думаешь, что я совсем не гордая, а я гордая. Я поэтому тебе это и говорю. Понимаешь?
- Понимаю...
- Это хорошо, что понимаешь. Иногда ты мне кажешься большим и даже мудрым, а иногда совсем мальчишка, даже моложе наших из класса. Они в этом году стали такими пижонами, подработали на разгрузке вагонов и приходят на вечера только в черных костюмах, ботиночки с узкими носками, белые рубашки с «бабочками».
- Терпеть не могу «бабочек».
- А ты даже в театр пришел в свитере, мне понравилось. А раньше я думала, что в театр можно только отутюженным... Ведь театр - это праздник.
- А по-моему, какая-то интимная штука, ну вроде два человека взялись за руки и бредут по ночному городу, и их только двое. Или один человек и город. Понимаешь?
- Я никогда не бродила по ночному городу, меня мама не отпускает... А интересно в городе ночью?
- Интересно... Нет, это как-то иначе. Вот я шел на Васильевский остров, в общем, так получилось, что ночью. Задумался. Прохожу между Адмиралтейством и Эрмитажем, поднял глаза и вижу: столбы-фонари на Дворцовом мосту почти параллельно земле протянулись, ну не параллельно, тан под углом в тридцать градусов, я даже не сразу понял, что это мосты разводят, а не какой-то урбанистический мираж.
Потом я долго стоял у парапета, а мимо проходили самоходные баржи, и маленький черный буксирчик с огромной трубой тащил плавучий причал. Буксирчик был совсем маленький и назывался «Виктор Гюго». Смешно, правда?
- Забавно...
- Но, ты знаешь, он был такой деловитый, что я подумал: может, это и справедливо. Ведь Виктор Гюго был великий труженик, и пароходик тоже труженик. Значит, справедливо?
- Да.
- А еще, знаешь, там на баржах и на буксирах светились рубки. И ведь в каждой - вахтенный офицер, вернее, старпом или штурман, и каждый о чем-то думает. И в машинном отделении тоже не спят ребята. И человек в рубке и те в машинном совершенно четко связаны общей работой. Но вот я стою у парапета и, если честно, то просто возвращаюсь с какого-то ненужного свидания. И все-таки я с ними связан, не знаю как, но связан.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.