– Вы не смотрели по телевизору пьесу Сомерсета Моэма «Театр»? Там великолепна Артмане. Ее героиня прекрасно справляется с игрой на сцене, но в жизни... Джулия Ландерс ничем не защищена, как, впрочем, всякая женщина. Вы не согласны?

Георгий Павлович с напряжением вникал в смысл ее слов. Он вспоминал двух-трех женщин, бывших в его жизни, о жене, но... и уклончиво ответил:

– В жизни театр?.. Может быть...

– А вот моя Ута... – И полился ручейком новый рассказ. – Перед войной она кончила театральное училище и с первых же дней стала ездить на фронт с бригадой артистов. Она пела и играла на аккордеоне, разыгрывала музыкальные сценки вместе со своим мужем Владимиром Невским, кстати, отца его звали Александр Невский, ну это между прочим. Это было через восемь лет после смерти Иоганна... И вот на переходе из одного пункта к другому в их грузовик попала бомба. Дико это, чудовищно, но все погибли, кроме... Уточки. И Владимир тоже... Горе неописуемое, но это еще не все... Уточку взяли под следствие, на нее пало подозрение, от которого волосы встали дыбом... Вот где надо было иметь твердость духа! А спустя месяц надо было снова играть и петь на фронтовых подмостках... И она пела и веселила. Знаете, как называют ее близкие? Мастерицей Дарить Радость. Вам нравится это?

– А мне кажется, вы и есть Мастерица Дарить Радость, – нашелся Георгий Павлович.

– Я? – счастливо засмеялась Анна Сергеевна. – Ну спасибо, спасибо. Очень хотела бы быть такой. Приятно это слышать от Мастера по Преодолению Трудностей... Кстати, как преодолеваются трудности бумажного листа?

– Я начал писать, – осторожно пообещал он.

– Не забудьте, что физическая сила не должна отставать от душевной силы. Только рядом!.. Кстати, я обещала вам прочитать слова древнего философа. Минуточку, сейчас я достану эту бумажку... Вот они: «Слабость велика, сила ничтожна. Когда человек родится, он гибок, когда он умирает, он крепок и черств. Когда дерево произрастает, оно неясно и гибко, и когда оно сухо и жестко, оно умирает...» Вам не кажется, что способность пересмотреть себя – это самое большое проявление силы? Я уверена, что вы сумеете написать так, что это проймет мальчишек...

После этого разговора Воскобойников уже не мог оторваться – писал, переписывал, перечеркивал не просто листы – себя переписывал, вычеркивал...

А когда уже было почти все готово, она вдруг перестала звонить. Георгий Павлович ждал. Перепечатанной уже лежала статья... Он недоумевал, обижался, царапало внутри самолюбие, но...

Жена принесла альбом с ювелирными экспонатами, надеясь, что он наконец возьмется за работу по серебру. А он вдруг стал по утрам бегать, вытащил с антресолей гантели... Вечерами сидел в гостиной у телефона. Даже смотрел спортивные передачи. Раздавались кое-какие телефонные звонки, он брал трубку, но что это были за голоса! Серые, одноцветные, унылые и скучные. В них не было и сотой доли той радуги чувств, что звучала в голосе Анны Сергеевны.

Эвелина Викторовна тоже ждала этого звонка и волновалась. Вообще она чувствовала: что-то ускользает в их отношениях с Жорой, не спасают ее заботы, ласки, шатается их дом-крепость, выплывает из ее рук покладистый муж, которого она долго и успешно убеждала, что миром он обижен, а ею спасен. Он любил в ней самого себя; она знала: в этом секрет ее власти – прекрасно использовала его. А тут... Странная история. Не видел, а ждет. Не знает, а думает. Повторяет слова, ищет по ее совету книги каких-то древних философов. Скорее бы он написал! Она отвезет эту статью сама, поговорит, и все станет ясно.

Наконец, трубка опять расцвела знакомым голосом.

– ...Слышите, мой попугайчик твердит: «Витюша хочет кушать»? Сегодня солнышко, и мои птички развеселились... А это слышите? Кенар.

– Да, да, – улыбнулся Воскобойников. В этом трио он слышал единственный ее голос.

Вдруг за спиной его раздался хриплый скрипучий бас: «Урр-ррра! Жорра! Жорра хороший!» Породистый заграничный попугай, которого с трудом добыла где-то Эля, в последнее время действовал ему на нервы. «Только бы не услышала Анна Сергеевна!» К счастью, она не услышала. Она интересовалась статьей, вообще сегодня была явно не расположена просто к болтовне, не рассказывала никакой истории из жизни неведомой Уты. «Может быть, Ута – это она сама?» – приходило ему на ум. А статью Георгий Павлович хотел прочитать теперь же или немедленно привезти ее.

– Ну что вы, Георгий Павлович, помилуйте, зачем ехать в такую даль, ведь все так просто, – проворковала она. – Рукопись в конверт, на почту – и порядок. Запишите мой адресок.

Георгий Павлович был обескуражен, разобижен, раздосадован. Она всегда повелевала. Жена с радостно забившимся сердцем записала адрес. И назавтра сама отнесла конверт на почту.

Но прошел день, Эвелина Викторовна разволновалась, не выдержала – решила пойти по тому адресу. Надела лучшее свое платье, жемчужное ожерелье, камни на пальцы и уши. Она не менее получаса стояла перед зеркалом, искусно накладывая косметику: французский тон, польские тени, лак, прическа... Напоследок окинула себя взглядом в зеркале – высокая, красивая, уверенная, с могучей волной волос, в меру полная в этом платье. Можно смело ехать. Она подошла к клетке с попугаем. Белый какаду самодовольно посмотрел на нее. «Жора у нас хороший?» – спросила хозяйка. «Жорра! Урра!» – закричал тот отчаянно. «Тише, тише», – остановила его Эвелина Викторовна, оглядываясь на дверь. И отправилась в путь.

Дом двадцать пять.... пятый этаж... Вот она, квартира. Увереннее, непобедимее!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.