Где жил сторож Юссь, мы, мальчишки, не знали. Вечером ровно в восемь он молча сидел на каменной лестнице маслобойни. А утром, когда мы отправлялись в школу, его уже не было...
– Да, хороший был человек! – вздохнул кто-то. – Тихий. Никому не сделал зла. И вот тебе...
Отец так и не раскурил папиросу, вынул ее изо рта и собрался уходить.
— Постой, а ты ночью ничего не слышал? – преградил ему дорогу человек в форме, – Ведь ты живешь над лавкой. А?..
— Нет, – сказал отец. – Нет! Я ничего не слышал. Я крепко спал. И Меэта тоже. Моя жена. Не говоря о мальчишке...
Он снова взял в рот папиросу и чиркнул спичкой. И пошел.
— А может быть, все-таки... может быть... – устремился за ним человек в форме. – Может быть, ты слышал чьи-нибудь голоса? Какой-нибудь шорох?..
— Нет, – ответил отец, дымя папиросой. – Нет! Я ничего не слышал. Я всегда сплю очень крепко. И Меэта тоже. Моя жена. Не говоря о мальчишке...
«Так ведь было иначе! Было совсем не так!» – возмутилось во мне все. Вспомнились слова вожатой. «Надо всегда говорить правду. Всегда. Какой бы горькой и мучительной она ни была...»
Я бросился за ними и закричал:
– Трусы! Трусы! Вы яге все знаете! Все! И боитесь сказать, потому что «лесные братья» не шутят... Вы боитесь сказать, что «лесные братья» приезжали грабить лавку на машине Артура с медалью. Да-да, на машине Артура с медалью!
Лицо отца было неподвижным и бледным. Человек в форме разинул рот.
...И тогда я представил себе, как стою в школьном зале перед линейкой.
Вся школа выстроена по классам. Младшие впереди, наши где-то посередине, старшеклассники сзади: Все какие-то праздничные, стоят прямо и торжественно, а я смотрю на задний ряд, на мальчишек из седьмого. И думаю, что в этом строю во время длинных и скучных речей директора никто тебя не щелкает по уху. Потому что за спинами старшеклассников взад-вперед нервно ходят учителя, пытаясь засечь болтунов и шалунов. Уж они-то не допустят щелчков.
Директор продолжал говорить монотонным голосом о герое, взращенном нашей школой» и снова о «герое, взращенном нашей школой» и все показывал пальцем на меня. Наконец он кончил. Все облегченно захлопали. А директор подошел ко мне и тихо сказал: «Ну!»
Я откашлялся. Зал насторожился, прислушиваясь. Теперь я был как обыкновенный школьник, который должен прочитать стихотворение на уроке родного языка. У меня была речь, написанная учительницей Кярге, я зубрил ее весь вчерашний вечер. Эта речь была похожа на ту, которую выучила Эне Эллермаа. когда ее посылали на сельскохозяйственную выставку. За хорошие показатели. Я сказал, что благодарю за оказанную мне честь, сказал, что я в дальнейшем постараюсь оправдать доверие и даже не пожалею своей крови, если мне вновь придется встретиться с врагом.
Все хлопали. Мне подарили цветы...
— Вот такие дела, – сказал я. – Артур с медалью!
— Да ты понимаешь, в чем обвиняешь одного из достойнейших людей нашей деревни! Человека, награжденного медалью. Передовика труда, – укоризненно сказал человек в форме. – Давай-ка договоримся лучше, что я ничего не слышал!..
— Артур с медалью! – упрямо повторил я.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.