К ноябрю 1931 года в Новокузнецк прибыл первый эшелон с рудой из Магнитки. По только что построенной линии Кузнецк – Мундыбаш – Темир-Тау пришли восемь вагонов с собственной – кузнецкой – рудой. Часть дороги руду, правда, везли на лошадях, но ликование строителей от этого меньше не стало. Все ждали первой плавки. Домна была готова, но подвели другие службы. Время пуска перенесли. В соревновании двух гигантов победила тогда Магнитка: там дали чугун в январе. На Горбуновской площадке дождались первой плавки 3 апреля 1932 года. Ради справедливости надо сказать, что здесь потом гораздо раньше замкнули металлургический цикл – уже 30 декабря 1932 года кузнечане рапортовали стране: есть рельсы!

Рельсы, ожидалось, составят больше половины продукции нового завода, который должен был производить все для транспорта. Новокузнецку предстояло соединить стальными нитями города и веси страны.

В молодом, сразу шагнувшем далеко за сотню тысяч жителей городе еще достраивали Кузнецкий завод, а уже замышляли создание нового: Западно-Сибирского. Чтобы не было проблем с вывозом продукции, Бардин предложил сделать его «транспортно-металлургическим». Пусть-ка здесь строят паровозы и вагоны. Нагрузили эшелон коксом – и такой состав навсегда уйдет из Кузбасса. Очередную порцию кокса для домен Урала вывезет другой, только что рожденный в цехах стальной эшелон.

Место, для «младшего брата» выбрали в двух десятках километров от города, на другом берегу Томи. В 1934 году сюда приехал Серго Орджоникидзе. Антоновская площадка наркому понравилась, и через несколько месяцев здесь, в Голубом логу, выросли первые два барака... Но слишком много в те годы было у Советской страны забот. Строительство задержалось. А потом грянула война.

На второй день войны в Новокузнецк позвонил другой нарком – Тевосян. Кузнечанам предлагалось срочно наладить производство брони для танков. Дело это было почти невозможное, но первые опыты начались тут же. Недавно я спросил бывшего в военные годы парторгом ЦК на Кузнецком комбинате Николая Еремеевича Чернышева, что ему больше всего из того лихорадочного времени запомнилось. Он ответил коротко: «Бессонница». Не смыкали глаз ни инженеры, ни рабочие. Петр Никитин, Александр Чалков, Иван Ушаков, Ефим Ляхов – вот имена тех сталеваров, кто, забыв себя, бился над секретом металла особой прочности и кто его в конце концов разгадал. В октябре были получены первые листы кузнецкой брони. Заводу, который должен был соединить страну, предстояло ее заслонить – дни и ночи напролет ковали здесь стальной щит Родины. В ту грозную пору, когда фашистами были захвачены заводы Украины и юга России, молодой Новокузнецк дал столько стали, что из нее можно было бы изготовить 100 миллионов снарядов, 45 тысяч самолетов и 50 тысяч тяжелых танков. Не случайно на площади перед комбинатом стоит нынче на постаменте окрашенная в защитный цвет старая «тэтридцатьчетверка» – суровый символ того, что соленым потом политая кузнецкая броня оказалась прочнее хваленой крупповской.

Об Антоновской площадке снова заговорили через двенадцать лет после Победы – первые строители пришли сюда 27 мая 1957 года.

Что ты станешь рассказывать о них после того, как прикоснулся к легенде, как припомнил лишь очень немногое из всего, чему суждено было выпасть на долю отцов? Ведь это ровесники твои и товарищи, и с ними еще не поздно собраться, и похлопать друг друга по плечу, и посмеяться, и попеть песни... Хотя уже уходят потихоньку, уходят те, кому было тогда столько же, сколько нам сейчас, – чуть за сорок, кто пришел на Антоновскую площадку, чтобы молодость повторить, чтобы записать на свой личный счет и эту, вторую большую стройку... Помню, как меня, до костей продрогшего на юру, совсем еще молодого газетчика, отпаивал у себя дома крепким чаем с малиной слесарь Харитон Иванович Лукин, бывший ветеран Кузнецкстроя. Словно посмеиваясь и над собой- – стариком, белой вороной на комсомольской стройке, и надо мною, все норовившим достать блокнот, негромко говорил: «А как же мне сюда было не прийти?.. Однажды прикинул: двенадцать танков подо мною сгорело. Это сколько стали задолжал государству? Считай, полтыщи тонн... Надо, брат, отдавать!» А самый первый на стройке механик, все так хорошо по одному взгляду понимавший и так умевший найти простые человеческие слова Михаил Алексеевич Ефименко? А наставник многих, грозный наш управляющий, добрейшей души человек Николай Трифонович Казарцев? А первый руководитель завода мудрый и строгий Виктор Дмитриевич Смирнов, тоже ветеран Кузнецкстроя? А волевой, жесткий до предела, однако так уважавший и справедливость и прямоту Иван Михайлович Звездов – управляющий трестом, начальник «Главкузбасстроя», заместитель министра Минтяжстроя? Их всех неумолимое время соединило где-то там, за незримой чертой. Только не забывает их сердце, постоянно к ним возвращается память, – не потому ли, что они навсегда приобщили моих ровесников к чему-то, может быть, самому главному?

...Раньше других приехали на Антоновскую площадку плотники Александр Балашов, Дмитрий Шарапов, Петр Шишкарев. Сколотили тепляк для раскомандировок – «штаб» будущей стройки. Бригадир каменщиков Павел Красавин положил первый кирпич – на фундамент котельной. Поставили двадцатиместные палатки, и единственным жителем городка из брезента долго оставался самый первый комсорг крошечной тогда новостройки Валентин Лифинцев. Остальные уезжали ночевать в Новокузнецк. Потом в палатках поселились комсомольцы из Горького.

На Антоновской решили обойтись без времянок – ставили капитальные дома, сначала двухэтажные, но для вчерашних десятиклассниц, для парней без строительной специальности и это было «целое дело». Громко заявить о себе стройка тогда еще не успела, снабжали ее из рук вон плохо. Первый в поселке кузнец Иосиф Ясинский брал под уздцы лошадку, волоком подтаскивал к кузнице бракованные железобетонные балки, молотом разбивал их. Только потом из арматуры ковал закладные детали, болты, проушины. По вечерам в палаточном городке устраивали танцы под радиолу. Иосифу было не до танцев.

Осенью на Антоновской площадке сыграли первую свадьбу. Лизе Кузнецовой и Виктору Еременко подарили ключи от будущей квартиры, а пока простынями отгородили в палатке угол. Первый дом сдали к Октябрьским праздникам – в нем поселились только девчата.

Грузовик со строителями, «коробочку», которая прорывалась на новостройку из города, называли «краснознаменной». Ежедневно она проезжала в Старокузнецке мимо полуразрушенной церкви, в которой когда-то венчался прапорщик Сибирского линейного батальона Федор Достоевский, и останавливалась перед старинной, еще при Екатерине поставленной казаками на высоком берегу Томи крепостью. Здесь «краснознаменную» ждал бульдозер. Вытягивал ее на гору и уходил вперед – счищать снег. Половину дороги все шли пешком – толкали машину. Уши у первого начальника стройки Абрама Михайловича Нухмана были обморожены, но ни в пути на Антоновскую, ни там, в поселке, он ни разу не опустил клапанов на шапке: это кому, мол, там, братцы, холодно?.. Хлеб, который привозила «краснознаменная», замерзал так, что никакой нож не мог его потом взять, и нарезать его стали еще в городе. В брезентовой столовой ребята отогревали куски за пазухой. Весною сильно разлилась Томь, и несколько дней продукты на Антоновскую площадку доставлял вертолет:

Летом на новостройку приехала первая партия москвичей. Вместе с сибиряками они бетонировали зимой опоры под ЛЭП. И те и другие показывали характер. День разрешалось актировать, когда мороз переваливал за сорок один, но от своего бригадира Африкана Ивановича Попадьина парни узнали, что в контракте у кузнецкстроевцев стояла другая цифра – сорок пять. И старый бригадир не приходил теперь на работу без пузырька с гусиным жиром в кармане.

Одним словом, на Антоновской первым тоже пришлось нелегко. Но ведь недаром каждый, кто тут начинал, кроме всех прочих званий, носил еще одно, общее для всех: доброволец. Сколько хороших и светлых лиц увидишь за этим словом, сколько припомнишь упрямых судеб!

Как-то в начале стройки, когда на промышленной площадке завода, считай, и котлованов-то еще не было, пришел к нам в редакцию многотиражки один наш рабкор, сказал таким тоном, словно он сам это организовал: «Хотите последние известия? На Антоновку сталевары приехали!»

Вечером мы с ним отправились в общежитие.

Их было шестеро неразлучных друзей: Витя Алистратов, Володя Карпенков, Борис Кошкин, Эдик Сорокин, Толя Хрипунов, Витя Хромченко. До этого жили в Комсомольске-на-Амуре, окончили там техническое училище, получили дипломы сталеваров. Распределили их на «Амурсталь» – на тот завод, который на заре первых пятилеток построили их отцы. И тут родителям впервые пришлось пожалеть, что столько рассказывали сыновьям о своей комсомольской юности: эти шестеро пришли к директору, попросили отпустить их на Запсиб. Директор завода тоже был ветеран Комсомольска, и долго уговаривать его не пришлось.

На Антоновской ребята работали в арматурном цехе. Жили коммуной. Она так и называлась у них: «Добровольная коммуна сталеваров». На одном из субботников посадили они тополиную аллею – Аллею Первых сталеваров. На карте нового Заводского района такого названия нынче, правда, не найдешь. Может быть, зря. Но Виктор Иванович Хромченко, начальник технического отдела треста «Кузнецкметаплургстрой», хорошо знает, где она находится, эта дорожка, среди уже немолодых теперь тополей в старой части поселка...

В декабре пятьдесят девятого по стройке разнесся слух: приехал Бардин! Пока в поселке готовились к митингу, патриарха сибирской металлургии повезли на промышленную площадку завода! Открыв дверцу «газика», долго смотрел он на почерневшие от дождей бараки в Голубом логу. Потом, когда выступал перед притихшими парнями и девчатами, сказал: «Ваше счастье, что теперь у вас такая техника... Иначе одних грабарей на этой стройке потребовалось бы больше пятнадцати тысяч». Он, конечно, помнил своих только-только' начинавших осваивать хитрые машины лапотников-«губошлепов», помнил бедность тех, кузнецкстроевских времен...

В 1961 году, 27 марта, стройка вступала в борьбу за коммунистический труд. В тот день вернулся из Кемерова заляпанный грязью «газик» комитета комсомола. В нем привезли взятое из музея выцветшее кимовское знамя, которое три десятилетия назад развевалось над ударными объектами Кузнецкстроя. Вечером в просторном зале клуба «Комсомолец» Иван Иванович Громов передавал это знамя молодежи Антоновской площадки. Принимавший его комсорг стройки Виктор Качанов пытался скрыть невольно набежавшие слезы. Громову это не удалось. Голос лихого запевалы на этот раз подвел его. «Передаю вам... славу и силу ваших отцов, – сказал, запнувшись. – Нет чести выше – продолжать их святое дело!»

Сколько крепких, мозолистых рук держали потом видавшее виды древко!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.