Как-то во вторую смену я разыскивал на домне знакомых монтажников, которых перебросили с одного узла на другой. Бежал по узенькой металлической лестнице, вывернул из-за поворота и чуть не наскочил на Белого. Привалившись плечом к поручням, он пристроился на верхней ступеньке следующего пролета, и локоть с закатанным рукавом синей сатиновой курточки опирался на согнутое колено, кулак приподнял щеку, и по расслабленному, от всего отрешенному лицу было видно, что человек сладко подремывает... Кругом скрежетало и взвизгивало, надсадисто стучала кувалда, откуда-то сверху неслышно обрушивались, разбивались о конструкции, неслись дальше огненные струи сварки, а он сидел себе на этой нагретой больше круглосуточной беготней, чем летним солнцем, ступеньке с таким видом, как будто не было для него на земле места уютнее да удобней...

Тронул его за плечо:

– Иван Григорьевич!

– А, наконец!

Быстренько поднялся, стал поправлять волосы и только тут всмотрелся:

– Ты? А я думал – комсомольцы. Они тут со знаменем да с цветами где-то ходят, в комсомол принимают... Все приставали ко мне насчет работы для одной матери-одиночки, сегодня опять, да на бегу я от них, слушай, отмахнулся, устраивайте, говорю, сами. А потом спускался тут да подумал: положение у нее вообще-то тяжелое. А эти вдруг раздумают еще раз на меня нажать, а сам замотаюсь... Подниматься наверх не стал, ну его, дай, думаю, тут посижу, не пройдут мимо... Сколько ж это я просидел?

То ли такое бывает со всеми, а то ли это особенность нашего ремесла: начнешь вдруг думать все об одном и том же, словно проводишь смотр или ревизию какую устраиваешь всему тому, что хранится у тебя в памяти на какой-либо из дорогих тебе полочек. И чего только тогда оттуда не достанешь: и что-либо важное и какой-то вдруг пустячок...

Однажды в нашем обувном магазине я увидел Розу Каримовну, жену Белого. С кирзовым сапогом на одной ноге она задумчиво сидела на креслице для примерки в мужском отделе. Лаковая туфля, которую она сняла, сиротливо стояла поодаль, а под рукой были еще три пары связанных шпагатом кирзачей – большие, меньше, еще поменьше... Что же это, думаю, за картина?

А она подняла глаза, заметила меня, улыбнулась:

– Видите, чем приходится бедной женщине заниматься? Ване некогда, а эти друзья, конечно, с него пример берут: если отец не идет в магазин, и мы не пойдем... На аркане не затащишь. Вот и выбираю сама. Надену на ногу, поболтаю, поболтаю: Ване, пожалуй, хорош будет. А это Володе пойдет. Это Сережке. Это Женьке...

А они только смеются: ты сама говорила, что директор школы должен уметь все!

Словно забыв обо мне, тут же посерьезнела, раз и другой тряхнула маленькой ногой в громадном сапоге и опять словно к чему-то прислушалась...

Странные подчас, но такие знакомые подробности суматошной запсибовской жизни! И чему-то, будто убедившись, что оно в целости, я только мельком улыбался, а о другом надолго задумывался, потому что другое это было то общее, о чем мечтали мы в самом начале стройки и чему, пожалуй, уже можно, а то и нужно было подвести итог.

Продолжение следует.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.