Прошло два года. Над Россией пронеслись события 1917 года, особенно яркие в Петрограде, где мы продолжали жить. Мой сын в Октябрьские дни написал два сочинения, первые опыты в области композиции – «Гимн свободы» и траурный марш «Памяти жертв революции». Это были очень короткие, но глубоко индивидуальные, острые, подлинно русские произведения, главное достоинство которых, по-моему, бесконечная юная искренность.
Потом наступил тяжелый период. Петроград, окруженный кольцом врагов, голодал, в стране была послевоенная разруха, и ждать помощи было неоткуда. Опустел и притих город. Рабочие отряды уходили на близкий фронт умирать за то, чтобы счастливо жили их дети.
В нашей квартирке мы собирались по-прежнему дружной семьей у железной дымящей печки, единственного источника света и тепла. Дети продолжали учиться. Митя готовился поступить и консерваторию и много и страстно работал над сочинениями, которых к этому моменту насчитывалось около тридцати. Молодые его силы помогали ему переносить недостаток питания и холод, а глубокая симпатия к новой России делала его творчество необычайно интенсивным. Он написал за два года (1917 – 1918) оперу «Цыганы» на сюжет одноименной пушкинской поэмы, балет «Сказка о морской царевне» по Андерсену, трилогию для фортепиано «В лесу», прелюдию, посвященную другу нашей семьи скульптору Борису Кустодиеву, фантазию для двух роялей, посвященную композитору Александру Глазунову, и многие иные произведения, свежие и очень своеобразные.
1919 год, 15 сентября – тоже знаменательная дата. Я привела в этот день сына в консерваторию и представила тогдашнему ее директору – композитору Александру Глазунову.
Глазунов, проверив знания и способности Мити, решил, что мальчик смело может поступать прямо на композиторское отделение, минуя все теоретические подготовительные курсы.
Он сказал мне тогда слова, которые записаны мною и хранятся в числе самых дорогих реликвий: «Не помню, чтобы в стенах консерватории были такие даровитые дети, как ваш сын».
В тот же год (1919) Митя был принят на композиторское отделение Петроградской консерватории, где и начал заниматься по композиции у профессора Максимилиана Штейнберга и но роялю у профессора Леонида Николаева.
Годы учения в консерватории совпали с возрождением хозяйства страны. Жить стало легче, вернулся свет, ожил родной наш Петроград, и все мы словно помолодели.
Митя учился прекрасно, работал неустанно, казалось, нет предела его творческой энергии. В доме снова стали частыми музыкальные вечера, в которых по праву главную роль занимал теперь сын.
В консерватории им написаны были восемь прелюдий для фортепиано, вариации для симфонического оркестра и, наконец, выпускная работа – Первая симфония, вскоре исполненная в зале Ленинградской филармонии для широкой публики.
В 1924 году консерватория была окончена. Восемнадцатилетний композитор вступил на путь самостоятельного творчества.
...И вот с тех пор прошло почти двадцать лет. Я успела состариться, Митя – вырасти в большого художника, которого знает и любит наша огромная страна. Творчество его находит отзвук в народе, и думается мне, это происходит оттого, что рос и формировался его талант в теснейшей связи с действительностью новой России. Он был всегда верен ей. Да иначе и быть не могло. Я ведь его хорошо знаю. Он ни на что не променяет своего гордого права носить прекрасное звание – русский человек. Таким он уродился, таким вырос, и, право, ничего лучшего я ему на будущее и пожелать не могу!
Получив в свое распоряжение заметки матери композитора, датированные военным годом, «Смена» обратилась к сыну Дмитрия Дмитриевича Максиму с просьбой написать подобные же заметки – об отце.
Чем дальше отодвигается день смерти отца, тем дороже и понятней становится мне вся его жизнь, его влюбленность в мир, во все живое на земле.
В детстве у многих людей вдруг наступает такая минута, когда необходимо дать клятву, присягнуть чему-то возвышенному, святому. Будучи совсем юным, отец тоже однажды поклялся. Поклялся никогда и ни на что не жаловаться. А трудности преодолевать, как затянувшийся подъем, – скиснув зубы и полной грудью вдыхая воздух.
От природы он был человеком небольшой физической силы. К тому же болезнь мешала ему двигаться, часто приковывала к постели. И хотя отец был всегда окружен заботой и вниманием родных и друзей, которые готовы были, что называется, на руках его носить, он никогда не позволял даже пальто себе подавать.
Отец мужественно боролся со своим недугом. В 60 лет всемирно известный композитор Дмитрий Шостакович сел на... трехколесный велосипед, который ему «прописали» для тренажа мышц как единственное средство спасения от надвигающейся неподвижности.
Трудности всегда как бы подхлестывали его, придавали новые силы. Оставаясь в осажденном Ленинграде, он никогда не жаловался на холод и голод. Он творил. Под грохот фашистских снарядов писал свою знаменитую Седьмую «Ленинградскую» симфонию. Интересно, что под непосредственным впечатлением от этого произведения Алексей Толстой так написал о ее авторе: «Шостакович – русский человек... н, если его рассердить как следует, то способен на поступки фантастические. На угрозу фашизма – обесчеловечить человека – он ответил симфонией о победном торжестве всего высокого и прекрасного, созданного гуманитарной культурой...»
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Беседуют Евгений Волков, инженер, секретарь комитета ВЛКСМ Ярославского моторного завода и Анатолий Михайлович Добрынин, генеральный директор объединения «Автодизель», Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии СССР