За вздыбленной бульдозерами землей, за незасыпанными, но уже заросшими травой траншеями рабочие приводили в порядок набережную. Автокран укладывал гранитные плиты. Мужчина в оранжевой каске отмашкой руки показывал крановщикам место для плит. В ожидании, когда подвезут асфальт, стояли два больших желтых катка, и несколько мужиков, собравшихся в кружок, разговаривали, наверное, о чем-то смешном. Время от времени до Бугаева доносились раскаты хохота. Пахло дымком, горячим асфальтом, краской, но через все эти запахи большой городской стройки ветер наносил порывами с залива легкий запах вянущих водорослей.

«Сейчас бы кресло на балкон поставить и сидеть полдня, наслаждаясь, – помечтал Семен и усмехнулся. – А кто мне мешает? Самое подходящее время – на службу спешить не надо. Сделаю сейчас гимнастику, позавтракаю и стульчик на балкон поставлю».

С гимнастикой он спуску себе не давал никогда – с институтских времен внушил себе, что это так же неизбежно и так же необременительно, как чистить зубы. После завтрака он сделал контрольный звонок в управление. Корнилова на месте не было, Варвара, его секретарша, сказала, чтобы он звонил Лебедеву.

– Жогина положили в больницу, – сказал Володя. – Шеф поднял нас с Белянчиковым в шесть утра. Ему пришла идея, чтобы инфаркт Евгения Афанасьевича рано утром произошел. Перед работой. Сказал, что утром это правдоподобнее. Ему виднее. – В голосе Лебедева чувствовалась ирония. Видать, ранняя побудка его не особенно вдохновила. – У шефа жена медик. А может, так и лучше – утром многие видели, как «Скорая» приезжала...

– А как сам-то Жогин к этому отнесся? – спросил Бугаев. Он теперь чувствовал себя ответственным за его судьбу.

– Он ничего. Жена перепугалась. Думала, мы хотим его арестовать, а чтобы соседи не догадались, под видом «Скорой» приехали. Ну, а когда сказали, что она несколько дней вместе с ним проведет, поверила.

– В какую больницу положили?

– В Военно-медицинскую академию. На заводе скажут, что ближе всего везти было. Да так оно и есть... – Он помолчал немного. – Шеф просил передать: держи теперь ухо востро.

– А с рыжим никаких новостей? – спросил Бугаев. – Не удалось выяснить?

– Да что вы, Семен Иванович! – искренне удивился Лебедев. – Еще и девяти нету.

– И правда что, – засмеялся Семен, взглянув на часы. – А мне тут в одиночестве кажется, что неделя уже прошла. Ты, Володя, свяжись с районным отделом, пусть они тебе участкового инспектора пришлют. С того участка, куда ресторан входит. Он многое может знать.

– Свяжусь, Семен Иванович! – пообещал Лебедев. – А вам – ни пуха!

– К черту! – привычно ответил Бугаев и положил трубку.

«Значит, Жогин в больнице, жена рядом с ним. Я, естественно, кроме того, что его телефон не отвечает, не знаю ничего другого. Пойти к Жогину домой, где соседи могут мне сообщить про больницу, я могу не раньше чем через день-два. В нашем «обществе», – он вздохнул, – заботу проявлять не спешат. Особенно когда телефон вдруг перестает отвечать. Мало ли что там у человека стряслось? А вдруг на квартире засада? Кто же голову совать в петлю будет? Значит, высовываться мне пока рано. Потом, при случае, можно и проявить осведомленность. Сослаться, например, на какого-нибудь соседского мальчонку. Спросил, дескать, у него, куда дядя Женя из сороковой квартиры подевался».

...Пока Бугаев разговаривал с Володей Лебедевым, пока расхаживал по комнате, размышляя о том, как себя держать, если все-таки на него «поставят», прохлаждаться' на балконе ему расхотелось. Он был человеком живым, подвижным, его всегда тяготило ожидание. Из десятка изречений, оставшихся в памяти после сдачи экзамена по латыни, он чаще всего повторял: «Вдвойне дает тот, кто дает скоро». «Юре Белянчикову бы здесь сидеть, – в который раз уже подумал Бугаев. – Он человек уравновешенный, сидел бы, продумывал варианты». Но Белянчиков в уголовном розыске проработал уже чуть ли не двадцать лет, среди уголовников был фигурой известной. Мог напороться на какого-нибудь крестника. А Володя Лебедев был еще совсем молод.

Взгляд на ряды пустых бутылок под кухонным столом направил мысли Бугаева в определенное русло. «Что делает утром прощелыга вроде меня, крепко погулявший накануне? Идет к ближайшему пивному ларьку и поправляет сильно подорванное здоровье. А к одиннадцати заглядывает в винный магазин – неприлично, чтобы в таком доме стояли только пустые пыльные бутылки. Пора, наконец, действовать, – подумал Семен. – Пора знакомиться с окрестными жителями, с любителями побалагурить у пивного ларька».- Решение начать «нормальную» жизнь немного разрядило его – даже такая жизнь все-таки означала движение. А движение и было для Бугаева жизнью...

17

Осокин выглядел подавленным. Застывшие голубые глаза смотрели безучастно, лицо было плохо выбрито. Да и костюм он надел какой-то помятый. У Корнилова, понимавшего, что Борису Дмитриевичу сейчас не до своей внешности, мелькнула все-таки мысль: а не играет ли Осокин чуточку «на публику»?

Перечитав свои показания, Осокин подписал их и вздохнул:

– Ну вот, подписал себе приговор.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.