Телефонный роман

Георгий Баженов| опубликовано в номере №1364, март 1984
  • В закладки
  • Вставить в блог

Маленькая повесть

Непримиримо отношение комсомола к «опасному грибку мещанства», проникающему в некоторые юные души. Выполняя партийный наказ, комсомольские организации решительно борются с негативными явлениями, свойственными какой-то части нашей молодежи, – иждивенчеством, трудовой и общественной пассивностью, нравственным и социальным инфантилизмом.

В своей новой повести, взяв за отправную точку благополучную, казалось бы, жизненную ситуацию, Георгий Баженов исследует далеко не благополучные явления нравственной жизни некоторых наших современников. И, рассказывая невеселую историю Алены и Петра, касаясь теневых сторон человеческих отношений, автор словно тревожно спрашивает: «Как могло случиться такое? Почему?» У писателя нет готового ответа, рецепта, но у него есть твердая позиция: необходимость высоких моральных принципов он утверждает, показывая, к какому опустошению личности ведет отказ от них.

В публицистических и литературных произведениях, публиковавшихся на страницах «Смены», не раз поднимались острые, сложные нравственные проблемы, в их обсуждении широкое участие принимали читатели. Думается, маленькая повесть Георгия Баженова станет предметом и поводом для большого разговора о духовности, об ответственности человека за свои слова и поступки, о серьезном отношении к собственной и чужой судьбе, о нелегком умении любить и быть любимым.

Опять приехал Петр. Третий год он приезжает в Москву, снимает квартиру, два-три месяца живет свободно, водит ее в театры, в кино, в рестораны, никогда не хамит, даже если она бывает у него дома, всегда спокойный, внимательный, выдержанный, так и веет от него порядочностью и честностью. Но ей с ним скучно. Петр живет в Мурманске. Она знает, что он моряк, но никогда не расспрашивает его о работе; в год их знакомства, когда ей исполнилось семнадцать лет, он, видимо, немного не рассчитал, хотел то ли поразить ее, то ли просто заинтересовать собой, много рассказывал о своих плаваниях, и главное, что она уяснила, это его вечная тоска по суше и вечная боль от измены жены: пока он плавал, жена флиртовала с его лучшим «другом», которого он с тех пор навсегда вычеркнул из своей жизни. Ей было семнадцать лет. и она скучала, слушая про измены, про работу, ни того, ни другого она еще не знала, ей с самого начала показалось скучно разговаривать с ним, верней – скучно слушать его житейски будничные рассказы, и если она потянулась к нему, то только по одной причине: он был взрослый, на тринадцать лет старше ее, и, несмотря на это, признал ее тоже взрослой, такое с ней случилось впервые. Ребята-ровесники казались ей маленькими, а потому глупыми и грубыми, а может, наоборот – они были глупые и грубые, а потому – маленькие, в общем, с ними ей не было интересно, хотя в общении с ними она и была сама собой – раскованная, веселая, даже нахальная немного, немного хамовитая, немного развязная, но это оттого, что с ними она была как рыба в воде, в своей стихии; другое дело, что они не интересовали ее как представители мужской половины, к которой ее тянуло давно, тревожно и неудержимо. К семнадцати годам она в отличие от своих подруг была больше девочкой, чем девушкой, и вот случайно в парке познакомилась с Петром, который почувствовал в ней нарождающуюся женственность, был ее первооткрывателем. Он тогда решил про себя: я подожду, буду ждать год, два, сколько угодно, из этой девочки вырастет женщина, которая будет предана мне, я воспитаю ее, она будет только моей, это не то что связываться с женщиной, которая давно идет отравленным житейским путем, которая не ведает ни чистоты, ни святости, а думает лишь о деньгах и тайных утехах, к черту все. Вот из этой девочки и получится настоящая жена, я подожду...

Он приручил ее к себе. Познакомился с родителями, официально вошел в семью как жених и будущий муж и вот приехал снова, такой уравновешенный, спокойный, порядочный, приехал, чтобы наконец везти ее с собой в Мурманск – после свадьбы, которая должна состояться через месяц.

А ей было скучно с ним.

И когда он обнимал ее или целовал (теперь это позволялось), она ничего не испытывала, кроме легкого отвращения к самой себе, и руки ее, которые невольно поднимались и ответно обвивали его шею, были безжизненны и вялы. Он не обижался, не тревожился, не корил ее, принимая холодность за неопытность и чистоту, она еще не женщина, думал он, откуда быть страсти, нежности, томности, все впереди, он даже радовался про себя: господи, в наше время, когда черт знает что творится кругом – и такая неискушенность, чистота, двадцать лет, а как ребенок, и сколько счастья, должно быть, ожидает их в семейной жизни, когда она проснется, отзовется на его любовь и будет верна ему, потому что с самого начала он не сделал ни одной ошибки, не оскорблял, не унижал, не принуждал ее ни к чему, а в женщине, верил он, долгие годы, если не всю жизнь, живет воспоминание-благодарность или воспоминание-унижение от того, как ей пришлось стать женщиной. В это он верил свято.

И только в одно не мог поверить: что ей с ним скучно. Мужчина, моряк, столько всякого пережил, рассказывает ей подробно, долго, а она вдруг скажет: «Опять об этом. Скучно, Петя». О каком-нибудь трудном плавании он рассказывает так, что самому становится не по себе: и гордость за товарищей и жалостливое участие к ним переполняют душу, а она опять, в самый неожиданный момент: «Скучно, Петя». Даже если о загранице начинает говорить, о Дании, Японии, Индии, всего себя наизнанку выворачивает, она остановится, посмотрит на него: «Япония или Индия – ты только о себе рассказываешь, о своей тоске. Неинтересно все это, Петя...» И что больше всего поражало Петра – несоответствие ее образа, который жил в его душе, и этих пустых, взрослых, безразличных глаз, которыми смотрела на него теперь уже двадцатилетняя девушка.

Или он чего-то не понимал в ней?

Она чиста и непорочна, думал он, отсюда внешняя холодность и безразличие, просто она не проснулась, она еще спит, и слава богу, именно такая жена и нужна ему: он, только он должен пробудить ее к чувственной женской жизни, и тогда судьба неминуемо наградит их семейным счастьем.

В семнадцать лет она еще училась в школе, а теперь, в двадцать, работала секретарем-машинисткой в райздравотделе. Все это не имело, конечно, никакого значения: через месяц они уедут в Мурманск. Петр будет плавать третьим помощником капитана, она станет домохозяйкой, а если захочет – поступит в медицинский (Петр ей поможет): у нее всегда была мысль, не мечта, а именно мысль стать врачом, желательно детским, отчасти потому она и работала в райздравотделе, чтобы помогли при поступлении в институт, снабдили всякими справками, характеристиками и рекомендациями (что ей и обещали, конечно). Работала она хорошо, отличалась грамотностью и исполнительностью, не была ни кокетливой, ни развязной с посетителями, скромная, сдержанная, для кого-то даже симпатичная, а в общем, обыкновенная, но приятная на вид, с мягкой, нежной улыбкой, с задумчивыми серо-голубыми глазами, с опаленными белесостью легкими пушистыми волосами, которые после мытья сами собой вились, рассыпаясь по спине влажными отяжелевшими волнами.

Казалось, весь облик ее источал мягкость и нежность, и это было гораздо важней красоты, яркости, броскости, – в облике ее читался как бы видимый залог того, что из нее вырастет верная, добрая, сердечная жена, не способная ни ко лжи, ни к лицемерию, ни к тайной корысти, ни к умертвляющему душу эгоизму.

Звали ее Аленой.

В тот вечер Алена лежала у себя в комнате поверх одеяла, прямо в платье, то ли скучала, то ли грустила, слушала пластинки, которых у нее было несметное количество – подарки Петра; нравились ей Элвис Пресли, Луи Армстронг, Элла Фицджеральд и все остальное в таком же духе: грустное, мелодичное, затаенно-чувственное. Душа ее, когда она слушала Элвиса Пресли, исходила непонятным томлением: кажется, все уже решено, вся жизнь впереди известна и понятна (она выходит замуж), но в то же время...

Зазвонил телефон. Алена, не вставая, лениво протянула руку (уверенная, что это Петр), подняла трубку:

– Алло?

– Сколько время?

– Что-что? – не поняла Алена.

– Сколько время, тетя?

– Алло, кто это? – растерялась Алена, не понимая, кому может принадлежать детский голос. И в то же время начала быстро вспоминать, у кого из родственников есть маленькие дети.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены