Может быть, лучшее, что может выпасть на долю мальчика в жизни, – это праведный бой, поединок по правилам чести, значит, соединение единоборства с совестью. Не драка, а бой, в нашем случае это схватка, которая начинается салютом оружием, а кончается рукопожатием. Бой, что учит чести смолоду, – наш идеал. Такой бой, когда в каждом поединке юноша как бы строит себя сам. Чем мы заняты день-деньской? Для чего все упражнения, тренировки, уроки, диспуты? Для истинного боя. О чем наши помыслы в фехтовальной школе каждый час? О красивых боях... Для чего к нам приходят дети? Чтобы испытать себя в бою. Что такое соревнования, прикидки, матчи? Бои, бои, бои... Зачем выходит на дорожку мальчик, который на помосте уже не ученик такого-то класса, а боец? Чтобы победить! (Некоторые, правда, выходят проиграть. Но об этом вырождении позже.) А что такое победа, то есть виктория, какой ценой и во имя чего? Самые трудные вопросы всегда о самом простом. Что за штука результат? Из каких слагаемых состоит победа? В этом альфа и омега спорта и жизни вообще. Ведь победа – это успех. А кто в жизни гоняется за поражением? Все желают успеха, стало быть, победы. Вот еще одна сторона названия нашего клуба. В фехтовании судейство идет на французском языке, и вся терминология французская, так как Франция – родина спортивного фехтования. Против имени победившего бойца судья ставит в протоколе латинскую букву «V». В нашем уставе записано: «...долг юного сибиряка – заставить как можно чаще звучать на турнирах французское слово «виктуар».

Допустимо ли достижение победы в бою, равно как и успеха в жизни, при некоторых моральных издержках? Ни одна проблема не вызывала за десять лет в нашем клубе таких яростных столкновений, как эта. Спор выходил порой за стены школы, за рамки спорта. Он перерастал в спор о смысле жизни, о сущности педагогики, коль скоро затрагивалась конечная цель наших устремлений. Мы мечтали не о начитанных интеллигентных резонерах, а о воспитанных бойцах. Что может или должен юноша на пути к победе оставить, а что сберечь и закалить во что бы то ни стало?

В слове «виктория», как в (фокусе, сошлись моральные, научные, психологические, технические и еще какие угодно проблемы спорта, и не только его, не устану повторять, так как стремление к успеху не исключительная особенность спорта.

Легко начертать девиз: «Отвага. Отчизна. Честь». Поди воплоти, коли отвага без чести вредна, честь без отваги нелепа, а и то и другое без Отчизны бессмысленно. Но встречаются же они и в единстве – в сердце каждого истинного бойца или на таких высотах, как, скажем, Куликово поле. Мамаев курган.

Как вы думаете, свет их интенсивного бытия освещает ли наши будни?

Мы часто не упускаем возможности в анекдоте или в беседе поиронизировать по поводу высокого. Нам кажется, приземляя, мы очеловечиваем идеал, а мы его разрушаем и себя, а попутно и детей кормим ядом иронии, от которой они в юности старчески посмеиваются.

Может быть, все пушкинское время умещается в одном движении души юного Дельвига, когда он сказал другу накануне посещения Державиным Лицея: «Я хочу поцеловать руку, написавшую «Водопад».

Не отстраниться ли нам на время от иронии, этого оружия несостоявшихся людей, ибо в поле нашего внимания попадает поединок, когда в извечной жажде самовыражения мальчик выходит с оружием в руках на дорожку, осуществляя свое право на бой?

Речь пойдет не о поединке вообще. Если и привлекать примеры из разных стран да эпох, то все же для главной цели, без коей наша повседневная деятельность слепа и даже вредна. Нас волнует не «конфликтная игра ума и воли», как говорил наш тренер В. А. Аркадьев. Нет. Что есть русский бой? Каковы, следовательно, отличительные черты отечественной школы поединка? Согласитесь, вряд ли можно иметь за собой богатейшее боевое прошлое без закономерностей, с помощью которых выиграны сражения. Говорят же: французская школа фехтования, итальянская или венгерская – и подразумевают под этим определенные принципы ведения схватки. Мы давно уже ни с кем не делимся «Большим призом наций», он всегда в Москве, но стоит заговорить о чертах русской школы фехтования, как даже у такого знаменитого мастера, как Аркадьев, по учебникам которого мы учим детей, появляется на лице растерянность. Я на соревнованиях в разных городах много раз пытался уяснить себе, каковы особенности нашей отечественной школы. Ни один тренер не может дать даже приблизительного ответа. Это становилось загадкой, и, мне кажется, многозначительной, выходящей за рамки нашего скромного ремесла.

Виталия Андреевича Аркадьева я пытал много раз в перерывах между его поистине гроссмейстерскими уроками в зале ЦСКА. При всей поразительной эрудиции, культуре и находчивости Виталий Андреевич чувствовал себя смущенным. Ответ его напоминал тот, что Екатерина II дала как-то Фонвизину. Последний отправил в журнал «Собеседник любителей русского слова» ряд вопросов анонимному автору «Былей и небылиц» – стало быть, самой императрице. В числе его вопросов был самый главный, который все «осьмнадцатое столетие» волновал русское общество более других и имеет прямое отношение к тому, «что есть русский бой». А именно: «В чем состоит наш национальный характер?» Ответ бывшей немецкой принцессы был расплывчат: «В остром и скором понятии всего, в образцовом послушании и в корени всех добродетелей, от творца человеку данных». В. А. Аркадьев – убежденный атеист, потому к «острому и скорому понятию всего» добавлял упорно: «наш атлетизм» и «отсутствие догматики», будто французские или венгерские спортсмены обделены здоровьем и здравым смыслом.

На московском чемпионате мира по фехтованию 1966 года журналисты спросили у чемпиона Римской олимпиады Виктора Ждановича, что он скажет о своих товарищах по прославленной команде рапиристов.

Ответ Ждановича был художественно точен. Он ответил, что если бы на пути его товарищей по оружию вдруг вырос забор, то Марк Мидлер долго искал бы в нем щель, обнаружил ее и проскочил, Юрий Сисикин элегантно перепрыгнул бы через него, а Герман Свешников разнес бы забор в щепки. Вот перед вами сразу три стиля, три школы, три подхода к бою. Какой из них родствен твоему ученику? Не станешь же ты мальчику, склонному к открытому обмену ударами, прививать методы боевой тактики Мидлера – ведь без склонности извлекать выгоду из ошибок противника, без терпеливого хладнокровия Мидлера нечего и пробовать.

Бой – это напряжение всех ресурсов человека, и здесь, как нигде, нужна верность своей природе, иначе все «пробки» внутри перегорят до срока. Нам нужно такое знание о бое, чтобы мы могли оперировать им не только в холодном оружии. Если мы с учениками смотрим, допустим, футбольный чемпионат мира в Испании и видим, что наша команда позорит наш флаг малодушием, уклонением от схватки, мы должны, показав на этот вялый поединок, сказать в назидание своим ученикам: «Это не русский бой».

У Шукшина есть неожиданное и прямо-таки фантастическое по глубине проникновение в идею «русского боя» и народного характера. Рабочая артель сидит в чайной. Завязывается спор, потом драка. И тут попавший в артель чужак из города перехватывает у разгневанных артельщиков инициативу и неведомым для деревенских парней приемом, очень напоминающим каратэ, наказывает зачинщика. Что делает артель? Она дает мгновенный отпор пришельцу и делает это не сговариваясь, дружно. Это не только бессознательная народная реакция на запрещенный прием, здесь глубже. Это, если хотите, интуитивное неприятие ремесла убийцы. Каратэ – это нечто глубоко отталкивающее для «русского боя», для человека, не потерявшего связи с корнями. В отличие от нашей отечественной самозащиты без оружия (самбо) каратэ – это изощренное ремесло нападения из-за угла, ибо все его приемы внезапности рассчитаны на то, как нанести человеку увечье или даже убить его.

Нам бесконечно дорого наше фехтование именно своей неутилитарностью. То ли люди стали слишком сыты, а потому злее, но, мне кажется, желание части молодежи научиться бить ближнего самым гнусно-точным приемом – неприятное явление. Разумеется, как и в любом виде спорта, из тысяч один станет каратистом, но все же жаль бедных каратистов, нет в мире ни техники, ни приемов, которые прибавили бы отваги, коли ее нет, а о благородстве и говорить нечего.

Итак, что есть «русский бой»?

Тут нам никак не миновать будет пушкинской поры – этого рыцарского часа России, когда Отвага, Отчизна и Честь, слившись воедино, дали среди мрака николаевского самодержавия чудную вспышку света, хотя путеводной нитью для нас будет и здесь Святославово «хочу на вы идти» – эта неизменная формула «русского боя». Искренность и честь – первооснова и боя и жизни.

Посмотрим же, каковы проявления этой формулы в поединках, которые суть модели больших сражений. Еще в «Юности честном зерцале», которое, как и все особо важное, правил собственноручно Петр, сказано: «Младой отрок должен быть смел, отважен и не робок, совершенен в языках, конной езде, танцевании, шпажной битве, к тому же красноглаголив и в книгах научен». В Лицее Пушкин получал по фехтованию высшие баллы. Первая дуэль Лермонтова с Барантом началась со «шпажной битвы». Выходя на поединок, они, естественно, желали победить. Но как победить, было делом их чести. И это «как» включало не только ритуал, отвечающий эпохе, но, что важнее, – неподдельность рыцарского поведения, а это из области этики. И вообще «русский бой» неразрывен с нравственностью, без которой он как бы лишается души. Коли мы в своем клубе поверяем гармонию боем и учим извлекать из него красоту оружием, то задержимся на том, что составляло суть нашей работы.

...Александр Сергеевич Пушкин не расставался с изумрудным перстнем в золотой оправе. Он хранил Пушкина во всех дуэлях, кроме последней битвы у Черной речки, когда поэт пал с оружием в руках, защищая честь своей семьи. Эхо выстрелов у Черной речки не дает нам покоя по сей день. И впечатление у нас то же, что у современников поэта. Баратынский писал Вяземскому: «Пишу к вам под громовым впечатлением, произведенным во мне, и не во мне одном, ужасною вестью о погибели Пушкина»...

Умирая, Пушкин подарил перстень Далю. Мы не знаем, какой смысл вложил поэт в этот предсмертный жест, но догадываемся, что он не был случаен. Даль, создав словарь русского языка, оправдал надежды поэта. В этом волнующем эпизоде нас интересует, конечно, не обрядовая сторона, а идея преемственности. Коли связь времен еще не распалась, то не является ли каждый из нас носителем этой нравственности? Вот мы и решили награждать победителя турнира памяти декабристов «Синие гусары» серебряным перстнем – этим символом преемственности.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.