Она выпрямилась, потрепанным носком домашней тапочки пододвинула ближе к стенке циновку с шерстью и вздохнула:
– Когда погиб на войне ее единственный сын, Аничка совсем надломилась и с тех пор не может работать... Пакеты склеивает.
– Пакеты?
– Ну да, бумажные пакеты, которые на рынке используют.
– А чем еще она занимается?
– А чем она еще может заниматься? – Женщина пожала плечами. – Спит... читает... ест, когда имеет что... склеивает пакеты, сдает их в артель и перебивается кое-как. Ой! Легка на помине! Вон она идет.
Печаль!
Бездна печали!
По-другому никак нельзя было определить женщину в черной траурной одежде, которая направлялась к нам.
Она была высокой и худощавой. Совершенно седой. Шла мелкими, размеренными шагами. Лицо было измученным и обескровленным. Выразительным. Глаза карие, потухшие.
Я остановил ее у лестницы.
– Простите, пожалуйста... вы Аничка Джорджадзе?
Она утвердительно кивнула.
– Знаете что... простите, пожалуйста... В книге, которую вы сегодня взяли в библиотеке... «Воскресение» Льва Толстого... В этой книге заведующая библиотекой забыла свои хлебные карточки... Она меня за ними послала...
Женщина сложила свой зонт и сказала мне холодно:
– Подожди, сейчас посмотрю. Она прошла вверх по лестнице.
Не успела Аничка Джорджадзе скрыться за дверью, как толстая, рыхлая женщина начала ворчать:
– Наверно, развела беспорядок в своих проклятых комнатах и не хочет, чтоб посторонние видели...
Она остановилась на мгновение и продолжала с пылом:
– Пусть поменяется... Почему она не хочет со мной поменяться? Моя одна чистенькая, уютная комната лучше ее двух...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
«Увлеченность движет миром», – считает молодой рабочий Сергей Дюжев