Вот печемся мы о том, что старинное уходит на глазах наших – и строения и предметы крестьянского быта, но ведь вот уходит и речь – много слов сочных и выразительных, высмеянных оголтелой речевой пофедственностью, тихо утеснились да и исчезли вовсе, стыдясь своего сельского происхождения, и с горечью слышишь ты вдруг из уст исконно деревенского человека вместо хорошего слова «нынче» валящее навзничь своей вескостью «в настоящий момент времени».

Ну и песня отступает, уходит в тенек, а потом в небытие, исчезает, до сих пор, к стыду нашему, не записанная ни на бумагу, ни на пленку.

А на Бежином лугу старушки, три пенсионерки, с лицами крестьянскими, строгими, обветренными, загорелыми – две из них бывшие доярки, одна, тоже бывшая, телятница – Мария Петровна Судакова, Татьяна Гавриловна Новикова да Антонина Иосифовна Гордеева – песни принялись петь, как жемчужинки невиданные из сундука метать, и хоть крепко они немолоды, ясно, что и для них это песни старинные, бабушек да и прабабушек нынешних старух.

Описывать, как поют в тургеневских местах, – дело ненужное да и неловкое, раскройте «Певцов», и дело ясно, замечу только, что лица трех старушек мигом преобразились; я ведь их разглядывал до концерта: нарядные крестьянки с руками, грубыми от нелегкой работы, и выражение на лице спокойно-уравновешенное, кажется, ничем их не выведешь из этого величия. Но вот встали перед народом, затянули песню, и точно занавес с лиц их опал: такое волнение, такая страсть нежданная, такие глубины душевные приоткрылись – другие женщины, другого происхождения, с тонкостью необычайной душевного уклада. Вот тебе и еще одно доказательство, что душа, образ жизни и работы и внешняя образованность – понятия, не совпадающие друг с другом, связанные хоть и всегда, а по-разному.

После трех певиц старые крестьянки будто на состязание вышли, одна группа другой ни в чем не уступает. Лица раскрыты, как и души, приплясывают, пританцовывают и сеют вокруг себя что-то удивительно доброе. Зрители в такт песням прихлопывают, улыбаются, друг на дружку поглядывают с доброжелательством и удовольствием.

Я и заметить не успел, как она присела на тюк сена рядом со мной, услышал только, что старухам кто-то подпевает тоненьким голосом, повернулся – на меня глянули васильковые девчоночьи глазищи да от улыбки по носу поехали веснушки.

– Ты что ж, – спросил я, – знаешь эти песни?

– Знаю! – смело ответила она.

– Где же ты их узнала?

– От бабушки. Вон она поет. Бабушка поет песни вместе со

своими старыми подружками, собираются они на репетиции в бабушкиной избе, а рядом внучка – уши топориком, – как же ей не знать, как не помнить, как не петь.

И стало спокойно мне на Бежином лугу.

Не увянут песни, нет. Не увядают же колокольчики на Бежином лугу, повторяется каждый год ромашка, цветут васильки, голубеют незабудки.

Кто придумал это имя тихому полевому цветку – незабудка?

Не-забудь-ка.

Не забудь-ка, Ириша, свою бабушку Аришу Перунову, ее песни и этот луг, близ которого ты родилась. Бежин луг.

Не забудем и мы уголок родной земли, которая с детства согревает нас: вначале – словом великого писателя, потом – если доведется – наслаждением звуками и запахами места, которое есть святыня.

* * *

Но чего я окрысился на беспамятство, в семье ведь все равно не без урода.

А вот чего.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.