Отважный машинист

Он выбежал из машинного отделения наверх. Сразу обдало холодом. В непроглядной темени выл ветер. Волны, раскачивая судно, захлестывали через борт. На палубе никого не было. Почти бегом поднялся на мостки - ни одного человека. Сердце застучало с перебоями. В душу закралось нехорошее предчувствие. Метнулся в матросский кубрик - от покинутого помещения повеяло тоской. Заглянул в капитанскую каюту - тоже пусто.

- Куда вы все исчезли, тупоумные головы?

Машинист, обшаривая все помещения, метался из одного места в другое до тех пор, пока не убедился, что на всем судне он остался один. Злобно заорал во все горло:

- Капита - а - ан! Ветер подхватил его голос, унес в черную тьму. Волны прошипели на палубе, ударили в ноги, обдали брызгами лицо.

Машинист ломая голову, терялся в догадках. Волны не так сильны, чтобы могли смыть весь экипаж. Спасательные шлюпки оставались на своих местах. Что же случилось. Или все это во сне приснилось. Сильно ударил себя в грудь - почувствовал боль.

Попробовал буксирный канат: он не был натянут, а свободно болтался за кормою. Значит, исчезли и обе баржи.

- Сбежали, черти.

Стало жутко даже для отчаянного машиниста. Терзало чувство заброшенности. Судно, обдаваемое волнами, сносило в темную неизвестность. Самохин стоял у машинного кожуха и безнадежно вглядывался в бушующий мрак. Кругом не было ни одного огонька. Угрожающе рычало море. Машинист ждал нового удара о камни, и по спине его пробегала мелкая дрожь.

Вспомнилось об одной капитанской слабости.

- Если придется погибнуть, то погибну с треском.

Машинист крепко выругался и зашагал к капитанской каюте.

В НЕБОЛЬШОЙ капитанской каюте было светло и уютно. Машинист плотно сидел в круглом трехногом кресле, привинченном к палубе. Перед ним на столе, были расставлены закуски: кильки, колбаса, сыр, сардины, даже мармелад. Но больше всего привлекала его железная коробка с горлышком, так называемая «литровка», наполненная спиртом. Все это вытащил Самохин на свет из потаенных уголков шкафа. Выпивал он медленно, не торопясь, ел со вкусом. По всему телу, приятно обжигая, разливались огненные струи. Голова постепенно хмелела, а вместе с тем, как пар в котле, поднималось настроение. Он теперь чувствовал себя полным хозяином выпивки и закусок, главным лицом на всем судне.

Машинист стал перед зеркалом. В одной руке он держал стакан со спиртом, а другой, свободной - грозился на свое отражение, точно на постороннего человека, говоря:

- Все исчезли с парохода. Исчез и сам капитан. Остался только ты один, Григорий Савельевич. Молодец, пермяк, соленые уши. Пью за твое здоровье.

Снова сел, закусил кильками. Распирало от избытка энергии, захотелось веселиться. Он запел плясовую, скороговоркой:

«Матрос идет - спотыкается,

На клеш наступил - в бога лается...»

Опускался и поднимался пароход, встряхиваясь на гребнях. За пределами каюты шумела тьма, с палубы доносились взмывы волн. Это море угрожало машинисту, разверзая свою утробу. О, сколько раз в своей скитальческой жизни он слышал такие угрозы. Вспомнилось плавание за полярным кругом. Это было давно. Он служил на ледоколе «Неустрашимом». Славный был пароход, прочный, силу имел дьявольскую. И все - таки однажды затерло его льдами. Ледяные глыбы полезли на палубу с обоих бортов. Под их тяжестью трещал весь железный корпус судна. Жуткая была картина. Даже теперь страшно вспомнить о ней. Потом «Неустрашимый» вместе с ледяным полем попал в дрейф. Его понесло к северному полюсу на тысячу миль. Разве тогда кто - нибудь думал остаться живым. А это оказалась только шутка со стороны моря. Таким же манером судно понесло обратно к югу и несло до тех пор, пока не расступились льды.

Надо отдать справедливость и капитану - отличный был моряк. Одна наружность чего стоила: высокий, плечистый, лицо - полуведерный самовар из красной меди, усами можно семафорить. Бывало, сидит у себя в каюте, а все знает, что делается у него на корабле, по ходу судна мог определить, какой матрос управляет рулем. И теперь он командует самым лучшим пароходом. Надо будет опять к нему поступить, если море и на этот раз вздумало только пошутить с машинистом.

Самохин поднялся, вышел, пошатываясь, из каюты и сразу окунулся во тьму, точно в безмерную банку с чернилами. Ветер рвал блузу, трепал волосы и, надрываясь, нескладно выл в самое ухо. Море озлобленно рычало, наваливалось на судно волнами и плевалось прямо в лицо машиниста. Это обидело машиниста - он тоже начал плеваться, стуча себе в грудь железным кулаком.