Грамота

Темы для беседы определенной не было и она превратилась в общий разговор, вертевшийся вокруг примитивных понятий о советской власти и ее внутренней политике. Кто - то из бойцов заговорил о вопросе национальном. Военком, как умел, объяснил положение национальностей в Советской России и, желая пояснить дело примером, сказал:

- Ну вот хотя бы Аглеуллин. Кто он был раньше? Татарин и только. Угнетенная нация и все. А теперь если захочет он в своей Татарии сможет народным комиссаром стать.

Клуня вздрогнула от крепкого, ядреного смеха. Красноармейцы поглядывали на татарина и катались со смеху, представляя себе этого дикого необузданного и совершенно темного парня в роли наркома.

- Хо - хо - хо - хо!... Хо хс - хо!...

Аглеуллин вспыхнул. Приподнялись согнутые в дугу брови и упали, сойдясь у переносья. Большие, черные глаза вспыхнули недобрым огоньком. Он вскочил на ноги и, покрывая звонким голосом смех, закричал:

- Нечего смеетесь! Кому смеетесь! Пачему нет? Пачему нет? Пачем - у не камыссар? Камыссар Аглеуллин! Да! Аглеуллин камыссар! Татар камыссар. Да!...

От волнения он немилосердно коверкал слова, и хохот еще усилился. Гнев Аглеуллина достиг предела. Он сорвал с пояса болтавшуюся там бомбу и, подняв ее в руке, заорал:

- Бросать буду! Кто смеяться - бросать буду! Пачему нет? Аглеуллин? Да, камыссар Аглеуллин!

Смех оборвался, и красноармейцы смотрели удивленно и испуганно. Никто не решался подойти к дикарю, и только военком, нырнув за чью то спину, змеей полз по клуне, чтобы сзади обезоружить татарина.

А Аглеуллин стоял высокий, сильный и, как былинный богатырь, и, скаля белые зубы, грозил смертью, влитою в чугунные стенки маленькой гранаты.

Среди гробового молчания поднялся тогда учитель Калиманов.

- Убей меня, Аглеуллин сказал он. - Убей меня, Аглеуллин, а только не быть тебе комиссаром. Не быть, Аглеуллин!

И так сказал он эти слова, что не бросил Аглеуллин бомбу свою и потух в его глазах гнев степной. Только опустил он голову и спросил:

- Пачему?

- Потому, Аглеуллин - сказал учитель, что комиссар должен русскую грамоту знать, чтобы между татарами и русскими связь держать. Вот почему, Аглеуллин.

И сделалось так, что комиссару не надо было больше ползти змеей, чтобы сзади обезоружить татарина. Потому что татарин сам повернулся и вышел из клуни, ни на кого не глядя и никому слова не говоря. И тогда сразу зашумели все красноармейцы многими голосами и сказал военком:

- Как он есть такой негодяй, то надо его арестовать.

И все сказали, что надо его арестовать.

И только Калиманов - учитель свое слово взял.

- Не надо арестовывать Аглеуллина, товарищи, - сказал он. - Не надо и я прошу вас об этом. Потому, что завтра Аглеуллин ко мне в школу придет и будет вместе со всеми учить грамоту.