Позже он понял, что для нее это была именно игра – незнакомая доселе, неигранная, поначалу ответственная. Но как всякая игра, она приедалась – постепенно, исподволь. И вот уже мир, принесенный Тимкой, начал потихоньку давать трещинки. Снова появились компании – старые и новые, вовсю работал Дом кино, крутились фильмы, а в ресторане «Арагви» играл прекрасный оркестрик, почти нереальный в своей незаметности, который создавал пасторальный фон для застольных жалоб на семейную жизнь.
Тут уж роли были заранее ясны: она мучается с ребенком целый день, так пусть хоть вечер будет ее. Что ж, пусть будет. И вечер, и суббота, и воскресенье. Пусть так: у Николая был Тимка, и он спешил к нему, и с охотой проводил с ним вечер, и субботу, и воскресенье, и не сетовал на судьбу, а радовался ей.
Тимке был почти год, когда Николай почувствовал ложь в отношениях с Ольгой. Частые и долгие отлучки получали нелепые и сбивчивые объяснения: была у подруги – у Лены или у Лиды. А назавтра имена подруг оказывались другими, да и были ли они вообще – эти мифические подружки, эти палочки-выручалочки, непрочные подпорки разрушающейся семьи?
– В конце концов свет клином на тебе не сошелся! – крикнула она как-то в запальчивости.
– Я знаю, – ответил он.
И она сразу успокоилась, даже злиться перестала, усмехнулась снисходительно:
– А раз знаешь, так и не спрашивай меня, где я пропадаю.
Как говорится, все точки были расставлены по законным местам. Все, кроме последней. Последнюю она приберегла на тот день...
Он выбросил сигарету в окно, обернулся к терпеливо ждущей Ольге (ей все-таки хватило такта не торопить события):
– Что будет с Тимофеем?
Она заторопилась, зачастила скороговоркой:
– Я сейчас не смогу его забрать, пусть он побудет у тебя, да и ему так лучше, все-таки год, а потом мы устроимся и возьмем его...
Николая больно резануло это твердое «мы», и, может быть, поэтому он сказал почти грубо:
– Не торопитесь. Устраивайтесь. Тима я тебе не отдам.
Она встала, подняла чемодан, вздохнула тяжело:
– До свидания, Коля, – пошла к двери и уже на пороге не выдержала, оборвала роль «кроткой женщины », сказала зло: – А насчет «не отдам» мы еще посмотрим.
Что там было смотреть, если она даже не подошла к ребенку...
Николай взглянул на Тимку: четыре года прошло с тех пор, почти взрослый парень, самостоятельный, деловой мужичок. Вот он слез со стула, взял свою кружку с грибом-мухомором на белом боку, потопал на кухню. Николай догнал его, отобрал кружку:
– Я помою. Иди одевайся. Тим одевался всегда сам и не
разрешал ему помогать. Николай вышел из кухни, наблюдал, как сын борется с рубашкой, пыхтит, потом высовывает наконец голову из ворота, спрашивает:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.