Высокое, редкостное чувство выпрямило отца Артемия, счастливые слезы подступили к глазам. И в смертный этот час память выбрала для него тихие случаи из жизни.

Не объятия женщины, не смерть сына, не война в Галиции, где землю качало от австрийских снарядов, — не это вспомнилось ему.

А вспомнилась ему тесная банька, где мать окачивает его горькой березовой водой и приговаривает:

С гуся вода.

С лебедя вода.

А с мово маленького —

Вся худоба.

Лети, худоба,

За темные леса...

И он крепче придержал Мишу, чтобы тому хорошо шлось. К ним подогнали подводу. Двое солдат связали Мише руки за спиной, посадили в телегу. Голова в папахе сказала отцу Артемию:

— А ты, батюшка, ступай домой. — И прибавила со скрытой улыбкой: — Только больше не дерись.

Отец Артемий сказал:

— Я уже приготовился.

И решительно отодвинул человека в папахе, сел в телегу рядом с Мишей, удобно взялся за наклески, будто собрался на сенокос...

— Пострадать захотел, батюшка? Так это еще заслужить надо, — устало рассердилась голова в папахе. — Ребятушки, проводите его!

Обеими руками отец Артемий вцепился в наклески, так что побелели мослаки, и четверо солдат не смогли оторвать его от телеги.

Тогда голова в папахе обошла телегу и сзади ребром ладони, как доской, стукнула отца Артемия под затылок; он осел, темным кулем свернулся на белой земле и не услышал, как Миша громко сказал:

— Мы вятские — ребята хватские: семеро одного не боимся... И не услышал отец Артемий последних Мишиных слов:

— Прощай, Артем Серафимыч! Кланяйся кому...

Он опамятовался у себя дома. Жена раздевала-разувала его и говорила без отдыха:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 14
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.