Отречение

На дверь жена навесила замок, и с цыганскими узлами на плечах они побрели в ночь — на таловый ветер с Камы. Позади их долго белела церковь и ворчала поздняя гроза или чья-то дальняя батарея.

У реки в тальниках жена первая обнаружила плоскодонку без весел. Вдвоем они оттолкнули ее в воду и, отгребаясь талинами, поплыли в плотный туман. Их сразу же поволокло течением. Они дважды едва не столкнулись с большими судами: первый раз с пароходом, который плыл без огней и угадывался по шуму колес, а второй раз с баржой. И было похоже, что на корме на длинной перекладине качаются повешенные. А может, это было и белье...

К утру они попали на тот берег; мокрые от росы с головы до ног, они долго шли по закамским лугам и при солнышке выспались в стогу.

— Мать, да я горю!

От просыхающей одежды отца Артемия шел пар. Он лежал на сене и смотрел на жену.

А она, простоволосая, сидела рядом и сосредоточенно плела венок из желтых болотных цветов. Под боком, как кастрюля, стояла темная поповская шляпа, а в ней с верхом было переспелой клубники. Солнышко засмуглило щеку жены и высветлило волосы. Время от времени, не отрываясь от дела, она звучно пришлепывала комаров полной открытой рукой, и губы ее рассеянно улыбались.

Отец Артемий молчал-молчал да и сказал:

— А красивая ты женщина, Екатерина Трифоновна! Она посмотрела на него и ничего не сказала.

— Красивая, — упрямо повторил отец Артемий.

— Чего уж больно красивого-то? — не отрываясь от работы, спросила жена.

— Да все красиво, все!

Она в подол уронила руки, а отец Артемий обнял ее за широкие крепкие плечи и поцеловал в распухшие от комаров губы, которые все еще рассеянно улыбались. Она успела быстро отодвинуть шляпу с ягодами.

— Ну вот, — сказала женщина с веселым укором в голосе, — венок сломали, сено измяли. Ладно, что ягоды не передавили.

Она потянулась, доставая шляпу с ягодами, и поставила ее перед мужем. Он с изумлением спросил:

— И где ты была до этого? Она прошептала с обидой:

— Все время с тобой была.

Отец Артемий есть ягоды не стал, поднялся, с хозяйским видом отряхнулся и прошелся вдоль осочной протоки. Он вернулся нескоро, в закатанных штанах, в чулках из ила, и великодушно поставил перед женой старую вершу, в которой колотились черные караси.

— А нас не заругают? — уважительно спросила жена.

— Кто?

— Хозяин.