Отец мой вдруг полюбил голубей. Не знаю, чем они ему так приглянулись. Шумной тучей носились голуби над помойкой, имея вид лихой и неопрятный. Иногда их выходила покормить во двор какая-нибудь старушка, и тогда они набрасывались на нее, терзая воздух шумом тысячи крыл. Веселые были ребята. В тот день они всей командой залетели к нам на балкон и стали крутить круглыми шеями в надежде чего-нибудь свистнуть. Отец подошел к окошку и начал их разглядывать. Голуби нахохлились и закурлыкали.

— Холодно вам, бедняги, — сказал отец. — Уж скорей бы лето... Сколько можно зиму зимовать?

Голуби молчанием дали понять, что ждать действительно невмоготу.

— То-то, — сказал отец. — Завели мы вас, а кормим от случая к случаю. И все почему-то старухи. А молодежь где?

Голуби не знали.

— Нужны вам утепленные кормушки, — решил отец. — А вообще-то, ребята, с вашим характером вам бы на большую дорогу, в разбой...

Ну, это как получится. Голуби шмыгали на отца своими рыжими глазами, ожидая, что будет дальше. Отец между тем довольно быстро организовал утепленную кормушку: насыпал им крупы и открыл дверь на балкон. Голуби клевали и грелись домашним теплом.

— Простудишься! — крикнул я.

— Ты бы лучше за хлебом сходил, когда тебя просили! — совершенно невпопад крикнул отец. — Не видишь, крупу им скармливаю. Мама нас убьет.

Нас! Его. Меня она уже сегодня убивала. Я выглянул на кухню. Отец по-прежнему колдовал с голубями. Дело в том, что он уже, две недели болел гриппом, сильно от этого маялся и со скуки примечал всякую мелочь. Поэтому, наверное, взялся за этих птиц. Дверь на балкон захлопнулась, отец вошел в комнату, сел, взял газету и стал смотреть на меня.

Я был занят простым делом, но полезным: переписывал заново телефонную книжку. Она у меня вся истрепалась. А этим летом в Сибири даже искупалась в реке. К тому же многие телефоны сделались лишними: девочки вышли замуж. К чему их переписывать? Семья должна быть крепкой, как бетон. Так говорил сторож с птицефабрики, где работал наш отряд. В субботу он выпивал свое и уговаривал нас не ходить на танцы, девчонок не смущать.

— Москвич любую может до греха довести, — объяснял он, глядя на нас с любовной опаской. — Только серьезности в этом никакой. Вам же нужно назад ворочаться, образование кончать. Перемогитесь, ребятки, до Москвы. Вот где, небось, танцы!

Ошибался старик. Таких танцев, как тогда, летом, никто из нас не видел и вряд ли увидит. Двое парней на заочное перешли, остались достраивать. Тут в ход мыслей вмешался отец.

— Всегда поражаюсь, как долго человек умеет заниматься ерундой, — высказался он, шурша газетой, как еж. — Ну чего ты в книжечке ковыряешься? Сколоти лучше кормушку для голубей. Вон как мечутся, бедные.

Я с отцом спорить не люблю.

— Сколочу, пап, ладно. Потом.

А вот он любит. Любит — и все.

__ Твое потом через сто лет будет. Сейчас сколоти. Всей работы на десять минут. И не пререкайся ты по каждой мелочи. Делай, как тебе советуют. Так для нас обоих будет лучше.

— Нет, пап, не думаю.

Отец у меня не военный. Он учитель. Со своими пятиклассниками он очень дружит, хотя большую часть времени они проводят на голове. Зато в недолгие минуты спокойного поведения они слушаются и уважают отца. Отец постоянно ставит мне в пример своих учеников. Его восхищает их смышленость и любознательность. Они все буквально схватывают на лету. Грешен, не могу похвастать этим качеством. На обдумывание отцовских советов мне нужно гораздо больше времени, чем среднему пятикласснику. Такой уж у меня возраст. В одной статье я вычитал, что родители могут командовать детьми только до четырнадцати лет, а потом надо помягче, чтобы индивидуальность не загубить. Отец только усмехнулся горько, когда я показал ему это место.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.