Вы помните бег Владимира Куца? Помните, как в пятьдесят шестом в Мельбурне он своим «рваным» ритмом измотал и Пири, и Чатауэя, и еще многих выдающихся бегунов, не оставив им ни малейшей надежды на почетный финиш? Ритм Куца приходит мне на ум, когда я ищу, с чем сравнить работу «Березиналеса», «рваный» ритм, требующий огромной человеческой надежности... «То взлет, то посадка...» И это тоже стиль «Березиналеса».

Справка: «Лесовозное судно «Березиналес» построено в Польше. Флаг поднят 7 ноября 1963 года в порту Гданьск. Длина максимальная — 124 м, ширина — 16,8 м, осадка лесная — 7,26 м. Мощность главного двигателя 5 450 л. с, число оборотов двигателя — 136. Скорость в балласте — 16 узлов, в грузу — 15,5. Дальность плавания — неограниченная. Численность экипажа — 32 человека».

Сначала был капитан. До «Березины» Сахаров плавал на «Арктике», старом небольшом пароходе, — в Арктике. Возил снабжение, уголь. Уголь грузили на рейде. Это была утомительная работа. Сахаров предложил метод ускоренной загрузки и выгрузки. Потом он предложил эксплуатировать судно два года без заводского ремонта. По совокупности этих немалых заслуг ему присвоили звание Героя.

Всю жизнь он жил на пределе. В тридцатых годах был сильнейшим на Дальнем Востоке боксером, из полусотни боев половину закончил нокаутом. Болельщики Владивостока, склонные, как и все болельщики мира, наделять своих кумиров прозвищами, дали ему имя Дик, неистовый Дик. Потом была мореходка, война, рейсы на Америку. Потом Арктика. Он прошел отличную школу.

Итак, сначала был капитан. Едва получив в Москве звезду Героя, он выехал в Гданьск принимать «Березиналес». Ему было за пятьдесят, и он был уже грузноват. Он самолично облазил все танки, жестоко ругался с арматорами, нажил себе, впрочем, ненадолго, врагов, но судно принял в полном порядке.

Еще был Валерий Хабаров. В шестьдесят третьем ему было двадцать четыре, но он был уже электромехаником второго разряда. Интеллигентный, веселый, общительный, добрый. И был еще Толя Головач. Сейчас он капитанит, сейчас он Анатолий Иванович. А тогда он был третий штурман Толя Головач. В море надо уметь любить и понимать шутку. В море надо уметь любить и понимать работу. Головач понимал и любил и то и другое.

Я познакомился с ними в шестьдесят девятом, уже во время Большого Эксперимента. Впрочем, был еще один человек, пришедший на судно несколько позже ветеранов. Его уже нет в живых, его, как это случается порой с моряками, привезли из Сингапура в полированном, черного дерева гробу с плексигласовым колпаком, и множество моряков Владивостока провожало его на Морское кладбище. Николай Павлович Попов, первый помощник капитана, комиссар, товарищ и наставник. Он был отставным капитаном второго ранга, замполитом одной из первых атомных подводных лодок. Он был просто очень хорошим человеком, память о нем на «Березиналесе» жила тогда, когда он уже плавал на «Охотске», живет и теперь, когда его уже нет.

Они, эти четверо, великолепно дополняли друг друга, они были ядром, вокруг которого складывалась та человеческая общность, которая называется коллективом. Когда я говорю об экипаже «Березиналеса», на ум невольно приходит сравнение: как патроны в обойме. Но я с сожалением отбрасываю его, как и любое другое, может быть, даже более удачное. Потому что, как ни хотелось бы изобрести всеобщую формулу человеческого бытия, единственно верное его определение, этого, очевидно, нам не дано. В любом коллективе действуют не только всемогущие законы социальной логики, но и такие малозаметные порой факторы, как интуиция, как расположение друг к другу, как этакое взаимное «чувствование». Четыре разных человека образовали на «Березиналесе» ядро. Еще три десятка разных людей, со своими характерами, нуждами, заботами, объединившись вокруг них, образовали коллектив, единый организм в полном смысле этого слова. Пристально всматриваюсь я в каждого из них...

Мы беседуем с ним в «машине», на первом ее «этаже», у пульта. Стихло судно. Вахта моториста Миши Пугача — с ноля. Мерный шум заполнил всю машинную шахту. Пугач стоит спиной к механизмам, неторопливый, могучий, улыбается. «Миша! — кричу я. — Скажи, Миша, как ты следишь за машиной, если ты стоишь к ней спиной?» «А я ее слышу», — ответствует он.

...Саша Инкин, Александр Иванович. Он пришел ко мне в каюту, чтобы показать свои снимки. В детстве мальчишка из приханкайского села Ильинки мечтал о баяне. Чтобы заработать на инструмент, в четырнадцать лет пошел на железную дорогу. Потом было ремесленное, Дальзавод, армия, пароходы на твердом топливе. И было удивленное признание старого товарища: «То, что ты, Сашка, отменный моторист, известно. Но здорово, что ты еще и лекальщик отличный».

Они старейшие в «машине» и ревниво отстаивают это свое право первородства, что, впрочем, не мешает им с открытой душой принимать в свое машинное братство достойных. Умеешь работать — честь и место. Благожелательный к людям человек — рады вдвойне. Так пришли к ним мотористы Коля Брязгалов, Виктор Шова, Михаил Бесага, электрик Дима Кузьменко, токарь Вадим Ачкасов.

Так приняли они «деда». Он врос в машину незаметно, сразу и накрепко, Александр Евгеньевич Тычков, отличный инженер, легкий человек, ходячая энциклопедия всевозможнейших морских случаев. Он сразу оказался удивительно к. месту на этом судне, где невозможно блеснуть, где нужно ярко и ровно гореть многие годы. Однажды, еще до «Березины», когда он плавал вторым, решил Александр Евгеньевич во время отпуска себя испытать. Во Владивостокском порту он устроился в бригаду грузчиков и месяц отмолотил наравне со всеми. Они и сейчас приходят к нему на судно, его тогдашние товарищи. К тому, кого не уважают, не придут. Вот такой человек Александр Евгеньевич Тычков, «дед».

Старпом Анатолий Казаков начинал здесь третьим штурманом. Небольшой, худенький, совсем мальчишка, он раз и навсегда был покорен неистовым умением Сахарова отдаваться делу и той легкостью, с какой устанавливал контакт с подчиненными Головач. И он, не раздумывая, кинулся в горнило Большого Эксперимента, чтобы закалиться в нем душою и телом, чтобы стать настоящим моряком, какими были кумир его — Сахаров и кумир Сахарова — знаменитый полярный капитан Готский.

Так подбирались они один к одному. Я не вспомнил еще многих. Володю Князева, лучшего в палубной команде, хорошего парня Витю Илькинова, Олега Сушкина, который пришел на «Березину» совсем недавно и о котором на «Березине» сразу сказали: «Этот — наш».

Уже в конце Большого Эксперимента Сахаров так скажет о том, как формировался экипаж: «Слабые уходили...» Но это будет правдой только отчасти: те, кому ритм «Березиналеса» был не по росту, просто не возвращались из отпусков и отгулов, потому что на этом судне очень высокий порог человеческой надежности. Зато те, кто этот порог преодолевал, говорили мне потом: «Здесь легко работается. Дружно. Весело». И это не парадокс — люди, объединившиеся по уровню профессионального мастерства, по сходству характеров и устремлений, по душевной близости, — такие люди способны на многое.

Однажды, когда в Находке мы грузились лесом на Ниигата, в гости к капитану пришел старпом с соседнего «Ураллеса». Прошел по палубам, громко восхитился чистотой и порядком, спросил удивленно: «Как вам это удается?» «Да вот, удается». — Сахаров пожал плечами, словно сам впервые чужими глазами увидел «все это». Попробовал объяснить: «Экипаж подобрался», — оставляя гостю возможность самому поразмышлять, как подбирается экипаж.

Начальнику Дальневосточного

ордена Ленина пароходства

тов. Бянкину В. П. капитана т/х «Березиналес»

Сахарова В. Н.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.