Нежелательно, — сказал напитан, когда вахтенный штурман доложил ему о том, что в рейс пойдет корреспондент, и лицо его сделалось отчужденным.

— Почему, Виктор Николаевич? — удивился штурман.

— Мало взяли. Нехарактерный рейс…

Лес подали сразу, как только «Березиналес» ошвартовался. Грузчики начали споро и ловко, и Сахаров подумал, что в три дня, пожалуй, управятся, и это хорошо: «Электросталь» наступает на пятки, оторваться от нее, когда до конца года осталось каких-нибудь три недели, не так-то просто. Он испытывал стойкое недоверие к Находкинскому порту и обычно уже на подходе начинал волноваться, загрузят ли в срок, нервничал, видел, как начинают нервничать штурманы, но поделать с этим ничего не мог. Поэтому умелую работу грузчиков накануне праздника он посчитал добрым предзнаменованием и весь день ходил умиротворенный, угостил стармеха кофе, а старпому даже подарил целую банку растворимого бразильского, который в последнее время предпочитал и «максвеллу» и любимому прежде «нескафе». Даже почка, отвратительно тяжело нывшая в последние месяцы, вроде бы отпустила, и вдруг мелькнула надежда, что ничего, все обойдется и, может быть, не придется ложиться под нож.

Что бы он ни делал, из каюты было хорошо видно, как ловко стропят грузчики бревна, как осторожно берет строп крановщик. Он по звуку определял, лег ли строп в трюме кучно или рассыпался. Все было хорошо, правильно, как во Владивостоке.

На палубе яростно задувал ветер. На втором номере ежился в телогрейке наблюдавший за погрузкой Лойченко. Опустил «уши» шапки вахтенный матрос Брижак. Экий степенный, подумал Сахаров и вдруг решил, что этот пришедший только в прошлом рейсе матрос — человек для «Березиналеса» очень нужный и что отпускать его на другой пароход никак нельзя.

Он вызвал второго штурмана, велел подсчитать прибыль с начала года.

— Уже, Виктор Николаевич, — с готовностью ответил тот. — Миллион шестьсот семьдесят.

— «Электросталь»?

— Тысяч на тридцать меньше...

— Так, — сказал удовлетворенно Сахаров. — Так, Константин Викторович. Не догонят нас они. Три рейса мы с вами сделаем — это точно!

Он уже не раз прикидывал всяческие варианты — если подведет Находка, если в Ниигата придется вдруг стоять под выгрузкой не четыре, как обычно, а пять дней, если, по несчастью, сразу по прибытии домой не окажется свободного причала — кругом выходило, что в обязательство они уложатся точно и будет всесоюзный рекорд, разве что Новый год придется встречать в море...

— Вот погодите, приедет первый помощник, — хитровато улыбнулся он Бурцеву и тут же спохватился: не следовало этого говорить. Он сидел, откинувшись вольно в кресле, широкая грудь вздымалась под распахнутой рубахой, молчал, улыбался довольный. Первый помощник должен был привезти из пароходства приказ министра о награждении участников эксперимента — по экземпляру каждому. Сахаров хотел, чтобы это было для экипажа сюрпризом, и сейчас радовался, что вовремя сдержался и ничего не сказал ревизору.

А ревизор тоже улыбнулся, широко, нахально...

— Ждут уже, Виктор Николаевич.

Узнали, архаровцы! Он хотел изобразить досаду, но досады не получилось, и он подумал, что даже рад, что экипаж все знает, но никто не подал ему виду. Пусть порадуются, решил он, времени для радости не слишком много — то приход, то отход, то выгрузка; извозчики, малый каботаж, вздохнуть некогда, одно название, что загранка — Ниигата, Саката, Майдзуру — каждый брус причальной стенки знаком и каждая лавка.

Позавчера, когда уже затемно вышли из Ниигата, старпом заикнулся что-то о ллойдовском отходе — не в пятницу и не в понедельник, не тринадцатого и главное — не на ночь. Неплохо, конечно. Только сколько же это, дорогой мой чиф, дорогой Анатолий Константинович, потеряем мы времени? Десятки суток, сотни кубометров леса, тысячи рублей валютной выручки! А главное, после того, что сделано, чему научились, мы перестанем сами себя уважать, если вдруг убоимся лишней бессонной ночи. Ты думаешь, мне не тяжело, чиф? Это пять лет назад, когда ты пришел ко мне третьим, я мог держаться по трое суток, вызывая твое восхищение. Теперь мне за шестьдесят, у меня камень заполнил всю лоханку почки, и даже сутки даются мне с трудом. Но ведь это главное наше с тобой, чиф, дело, и делать его мы должны хорошо.

Так думал капитан теплохода «Березиналес» Виктор Николаевич Сахаров. Мысли его текли покойно и уверенно. Он всегда боялся, что может наступить момент, когда ему придется упрекнуть себя в слабости, и не желал, чтобы такой момент наступил у его ребят, у его выучеников. Пока ни себя, ни их он не мог упрекнуть ни в чем.

А назавтра все расчеты полетели к чертовой матери. Другая бригада грузила так же быстро, но не так аккуратно. Не так, совсем не так бережно брали они строп, не так ловко опускали его. Метался перед мостиком Толя Казаков, старпом, чиф, — в тулупчике, подпоясанный какой-то бечевой, он, обычно аккуратный и даже элегантный, выглядел как-то неуместно. Но старпому было наплевать на то, как он выглядит, — он ругался с грузчиками из-за каждого неаккуратно положенного стропа.

— Зря ругается, — сочувственно вздохнув, сказала маленькая стивидорша, необыкновенно толстая из-за ватных брюк и ватной телогрейки, под которую было поднадевано еще бог знает сколько. — Новая бригада. Неопытные еще...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.