Трудная дорога

— Анна Сергеевна! — кричал Кеша. — Что мне делать-то? Сережка этот за осью уехал, а я тут один...

— Какой Сережка? — спрашивала Анна Сергеевна.

— Да мальчишка этот из Незнанова. У нас ось поломалась. Ну вот! Мне-то с вами идти или нет?

— Стой здесь! Ты мне головой за вещи отвечаешь. Соловьев! — крикнула она Гыре, который в своих грязных и промокших, наверное, ботинках шел по обочине.

— Ну чего? — отозвался он.

— Оставайся здесь. Ждите нас. Мы приедем на станцию и вернемся. Слышишь?.. Оставайся с Казариным. Одному ему страшно, небось, будет.

Но Гыра как будто не слышал ничего и продолжал упрямо идти.

— Соловьев! — кричала Анна Сергеевна. — Я тебе что сказала! — И вдруг неожиданно для всех Гыра, который всегда и во всем был послушным Анне Сергеевне, с какой-то истерической визгливостью закричал:

— Да пускай он хоть сдохнет здесь! Не останусь! Сам поехал, пусть сам и сидит здесь. Потопал бы с наше...

— Соловьев! — кричала Анна Сергеевна. — Я тебе приказываю остаться!

— Не останусь!

И Анна Сергеевна, выведенная из себя, вдруг разразилась такой бранью, которую она никогда еще себе не позволяла, но вот не сдержалась и выпалила, бледнея и задыхаясь от злости.

Гыра тоже, уходя все дальше и дальше от телеги с тюками, закричал на нее:

— Не имеете права! Вы не имеете права! — И стал слезы размазывать по лицу, продолжая упрямо и напряженно идти за подводами.

Кеша остановился и, махнув рукой, сказал:

— Ладно, я один здесь... Ладно, Анна Сергеевна. Не надо...

Анна Сергеевна, бледная и какая-то изуродованная вся своей несдержанностью, подкачавшими своими нервами, остановилась и жалко, упавшим голосом сказала:

— Хорошо, Кеша. Никуда не уходи. Если даже стемнеет, никуда не уходи. За тобой обязательно приедут. Еще сзади много наших. Они возьмут тебя. А этот... пусть идет.

Гыра вдруг опять сквозь слезы завопил хриплым, слюнявым каким-то визгом:

— А вы не имеете...