И нужно идти дальше…

Так они и ушли тогда в Севастополь без спасательных плавсредств. Тоже был риск. Но этот пример не подходил для сравнения.

И Эрвье, так и не дождавшись ответа на свой вопрос, продолжал:

— Мы ехали сюда не ради риска. Ехали работать. Поэтому не ждали, что природа вот так сразу вознаградит нас только за то, что мы не побоялись сунуться в тайгу и здешние непролазные болота.

— Но, наверное, были и такие, что думали по-иному?

— Были. Но их давно здесь нет. Уехали.

— И что же?

— А ничего. Привет им и лучшие пожелания.

Позже я заметил, что эту любимую свою присказку он повторял каждый раз, когда рассказывал о людях, с которыми в разные времена пришлось расстаться и последующая встреча с которыми не представлялась заманчивой. Посылая «привет и лучшие пожелания», он как бы навсегда вычеркивал их из своей собственной жизни.

Но тогда я этого не знал, попросил уточнить, а Юрий Георгиевич объяснил:

— Есть люди, которые любят геологию. А есть, кто любит себя в геологии. Их интересует не дело, а то, что они могут урвать с него. Понимаете, я не о тех, кто случайно выбрал нашу профессию, ничего геологии не дал, ничего у нее не взял и ушел. Я о тех, кто в любой работе видит прежде всего личную выгоду, и только ее. От них всегда только вред. Вот таким Тюмень оказалась не по зубам.

— Почему?

— Они хотели стричь купоны. А тут приходилось работать, искать, ждать результат от каждой скважины, разочаровываться, но работать снова, ждать. Поймите состояние тех, кто приехал сюда в пятьдесят втором или еще раньше. Березовский газ Саша Быстрицкий открыл в пятьдесят третьем. Открыл случайно, пробурив скважину совсем не в том месте, где, по расчетам, должен был бурить, и если бы все сделал как надо по проекту, вместо газа получил бы воду. А потом мы долго дырявили землю на самых, казалось бы, перспективных площадях, но так ничего и не находили. Промышленная нефть была получена только в шестидесятом. Крупные ее месторождения нашли еще позже. Главные же, возможно, еще не найдены.

Теперь представляете: ждать восемь — десять лет, когда результат хочется иметь сегодня, сейчас? Некоторые этого не осилили. Но большинство осталось. В нашем главке немало людей, что отработали здесь уже восемнадцать — двадцать лет. Процентов шестьдесят с десятилетним тюменским стажем. Они-то и открыли все, что теперь известно.

— И все-таки согласитесь, Юрий Георгиевич, что и уехавших понять можно,. ведь в самой профессии геолога скрыта большая несправедливость, потому что многое зависит от удачи, случая. Вы сами сказали, что не всегда находишь то, что ищешь. Один пробурил скважину на новом месте, нашел нефть, и его величают первооткрывателем. Другой бурил рядом, работал не меньше, но пошла вода. Согласитесь, что такую психологическую нагрузку вынести совсем не просто. Или таких случаев не бывает?

— Бывают. И психологические нагрузки бывают.

— Но почему они происходят?

— Каждый человек склонен переоценивать себя, свои способности. Это заключено, наверное, в самой человеческой натуре. Умный переоценивает себя меньше, глупый — больше. Но геология хороша еще и тем, что быстро лечит от этого недуга. Рано начинаешь понимать, что на самом деле ценно в жизни, а что преходяще. Остается гордость за сделанное, чувство исполненного долга. Мелочное тщеславие, легкоранимое, болезненное честолюбие уходят.

— А что, на ваш взгляд, самое главное в профессии геолога? Я не об отдельных качествах, необходимых ему, а о самом главном в его работе. О том, что включает в себя все эти качества, что особенно отличает профессию геолога от всех других.

Юрий Георгиевич задумался лишь на мгновение. Показалось, что к ответу он был давно готов:

— Мне кажется, что самое главное — всегда быть психологически заряженным на победу. Человеку, который легко поддается первой же неудаче, которого первая же трудность вышибает из колеи, такому человеку нечего делать в геологии.