1

Однажды в вологодской деревне я видел, как провожают парней в звоне гармоней, в алом дыхании мехов, в песнях и плясках.

– Куда! – спросил я.

– На Мангышлак, за нефтью!

На вологодских белесых лицах лежал уже отблеск далеких пустынь, и гармони в березовой роще рассказывали о бескрайних песках.

...Самолет идет над кромкой песков и моря, сшивает, стягивает их огромной иглой. Гладит тяжелыми утюгами моторов. Справа, под сверкающей чашей винта, – синий рассол Каспия. Слева – бесконечное рыжее пожарище. И, выпадая из этого двухцветья, машина с воем проходит над старым мусульманским кладбищем, над запрокинутой верблюжьей башкой, и город у моря, будто выбитый из земли ударом крыла, сверкает, как цепь соляных кристаллов.

Мангышлак... Тут от века сошлись три пустыни: море, небо, пески. Дунут горячие бури, смешают все пеной, ветром и пылью, распадутся – и опять три пустыни: ослепительное безводье солончаков, соленая зелень воды, пустота раскаленных небес.

В мертвое триединство пустынь четвертым началом вошел человек, пропустил сквозь себя пустыни. Вода напоила землю, пески отступили, на них расплылось пятно насаждений. Звездой разошлись дороги. Из скал поднялся розовый город. За кратчайший срок жизнь синтезировалась здесь в огромных масштабах.

Шевченко возник мгновенно, по единому плану, резко ворвался в безлюдный ландшафт, распорол пустыню. На ее теле проводится гигантская хирургическая операция. Ее долбят, прошивают, нагнетают в нее тепло и воду, вводят стальные сосуды. Нефть, кипяток, газ ввергаются в огромные циклы. Город, как ось, пробитая сквозь пустыню. Вращение дорог и трасс. Золотистые дали, размытые самолетными скоростями...

2

Стою с двадцатилетним мастером Валерием Киватцевым у блестящей, жующей камень фрезы.

Карьер строительного камня распахнулся под солнцем, как белоснежная книга. Камнерезные машины медленно движутся, подсекая ракушечник, отделяя от толщи еще одну гигантскую каменную страницу. Звонкие пиленые буханки без счета наполняют грузовики, и далекий город, как перламутровая ракушка, жадно осаждает на себе известняк.

Стою с Валерием, гляжу в его голубые, яростно-веселые глаза, слушаю его рассказ:

– А на Мангышлаке каждый второй – строитель. Отец и мать – строители. Жена – строитель, я сам... Десять лет рубят эту гору, конца ей нет. Песчаничек белый, как бинт. Работа у нас стерильная. Такого города еще не было. Я мальчишкой приехал сюда – голые камни, и в них кишат змеи...

Он попал сюда в тот момент, когда сомкнулись на побережье оба десанта, выброшенные цивилизацией: с юга, сквозь Устьюрт и пески Каракумов, и с запада, через Каспий.

– Машины шли колоннами по барханам, везли лес, продукты. Бездорожье, сбивались с пути. Вместо Каспия выходили к Аралу. Радировали – вертолетами их наводили на цель. А по морю двигались первые караваны барж...

То лето пятьдесят восьмого года, первые сыпучие землянки на пустом берегу. Проносилась гремящая цистерна, и голосистая бабка кричала: «Вода, вода!» Люди шли на крик, становились в длинную очередь, разносили в бидонах красноватую теплую воду. Из пробитой скважины ударил горячий фонтан, и после работы одна была людям радость – кинуть свое ломаное почернелое тело в легкие, полные газа струи. Осенью дунуло с моря, заходили штормы. Баржи с лесом приплывали из Астрахани, колыхались на волнах далеко от берега, сбрасывали кругляки прямо в море, и лодчонки плясали среди стучащих, скачущих бревен,– ловили лес тросами, тракторы тащили его на берег. Затопили баржу, набили ее балластом, сделали первый причал. С Большой земли потянулась техника, грузы. Дороги от осеннего ненастья размокли, машины вязли на стокилометровом пути, и дежурные тракторы, стоящие на каждом двадцатом километре, вытаскивали грузовики, и измученные шоферы гнали их дальше. Осень кончилась, ударил мороз. Море застыло. Снегу выпало на два метра. Привезенный скот погиб. Ишаки, укрываясь от стужи, прятались в камни да так и вмерзали в них. Весной поливали их соляркой и сжигали. Самолеты кружили в буране, сбрасывали на опознавательные знаки тюки с продовольствием. А весной привезли по морю первую камнерезальную машину, вспороли пыльный чехол пустыни, обнажили белоснежную твердь. Заложили первый дом, кидали пятаки на фундамент, махали кумачами. В первых квартирах зашумели первые новоселья.

– Я бы из этого песчаника город вокруг всего Каспия построил. А что! Море, как бассейн внутри города... Не верите! Будет, будет!

Синие, хохочущие, молодые глаза. Белый рафинад песчаника. Город, вдали, как скульптура...

3

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.