Существуют два Байкала. Один – «славное море», и другой – еще более далекий, за тридевять земель от него, залив в Охотском море. Он лежит севернее самой гиблой части Татарского пролива, которая справедливо называется Погиби. Зимой Погиби перемерзают, ледяной наст сковывает жестокое серое море и нет-нет да забежит на Сахалин с материка волк. Леса здесь нет. Колючий и путаный стланик цепко хватает за ноги, не пробьешься летом сквозь болота.
Здесь, рядом с Байкалом, на самом севере Сахалина, лежит маленький нефтяной городок Оха. Легкое, как вздох, имя. Тяжелый, словно вода, воздух. Сырость, нескончаемый ветер, морозы и... десять тысяч москвичей!
Прежде чем лететь в Оху, я расспрашивал о ней всех знакомых. Один летчик сказал категорически: «Ни в коем случае не лети: аэродром плохой, ресторан плохой, девчат нет – о чем разговор?..»
В Московском институте имени Губкина сказали иначе: «Оха? О-о! Нефтяной центр Дальнего Востока».
В самой Охе смеются: «Как охнешь, так и вспомнишь, что в Охе живешь...»
На самом деле жить в Охе оказалось просто и приятно.
В первой же попавшейся столовке встретил я друзей. Пошли знакомства. Чисто провинциальные, когда дружат не потому, что уж очень большое сердечное расположение, а из-за того, что оба с Плющихи или оба из Баку.
Никогда не жилось мне так легко и свободно, никогда не было у меня столько знакомых, близких, участливых, готовых помочь советом, рубашкой или хоть борщом... И, конечно же, в самую первую очередь книгой! Книгой, новой пластинкой, столичной новостью, широкой и щедрой дружбой, которую здесь не хранят про запас.
Быстро возник у меня свой круг, маленькая. московская колония. Вкусы и время делились свободно: кто чертил на ватмане очередную «пульку», а кто – изобретение. В соседней квартире вечерами танцевали. И все ходили на четвертый этаж пить пиво: там на подоконнике лежала горка сухой воблы: хозяин уехал в Южно-Сахалинск на совещание, прикнопив к незапертой двери записку: «Жуйте и пейте во славу Охи!»
У меня никогда и нигде не было такого чувства близости, причастности к Москве, как на Сахалине. Той щедрости, открытости, дружелюбия, гостеприимства, хлебосольства, наконец, той степени жизни на виду, на глазах у всех, которая возможна лишь в молодости и лишь в . далекой провинции. Это была, пожалуй, самая столичная жизнь, самое московское мое житье-бытье, которое именно в столице дано пережить не часто.
И сегодня, вспоминая годы, проведенные в Охе, спрашиваю я себя: кто же мы были тогда – москвичи, столичные люди, или провинциалы?
Статья Л. Жуховицкого «Провинциалы большого города» («Смена № 2, 1971 год) тем уже приятна, что в ней все просто и убедительно: люди делятся на четыре неравноценные категории. Культурный человек в столице – хорошо, культурный человек в провинции – еще лучше. Некультурный человек в столице – плохой провинциал, некультурный человек в провинции – не лучше.
Несомненно, прав автор и в самом важном: люди просвещенные несут в себе ценный багаж, растратить который невозможно – чем больше и шире его тратишь, тем больше этого самого багажа прибывает. Человек Просвещенный в маленьком городе – единица особой важности. Вокруг него, словно вокруг песчинки соли, начинается кристаллизация насыщенного раствора.
В последнее время мне пришлось немало поездить: Новополоцк, Солнечный, Амурск, Набережные Челны... Они пока невелики, в каждом из них 30–40 тысяч жителей. Я изучал, как складывается коллектив этих маленьких городов, возникает городская психология, как постепенно завязываются человеческие связи в единый узел, какую роль во всем этом процессе играет творческая интеллигенция.
Много запомнилось встреч.
...Новополоцк возник совсем недавно. В 1958 году пришли строители и забили первый колышек у деревни Слобода. Теперь Новополоцк великолепен, в нем 45 тысяч жителей, красивые дома, зимние бассейны для плавания, два роскошных Дворца культуры – в общем, типичный современный растущий городок.
Последний, кто защитил диссертацию в Новополоцке, – Михаил Васильевич Кожеров. Вот о встрече с ним мне и хотелось рассказать.
Михаил Васильевич – человек молодой, но уже заведует кафедрой высшей математики и механики. Тема его диссертации абсолютно теоретическая, не имеющая отношения к новополоцкой промышленности: «Многообразие функций однородного уравнения Пфаффа».
Естественно, меня заинтересовало: почему ученый, теоретик, не имеющий «выхода» на прикладную тему, забрался в маленький город?
Михаил Васильевич задумался, ответил не сразу:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.