Днем опреснитель похож на пять гигантских самоваров, кипящих у края моря, ночью – на иллюминированный линкор. Пять огромных алюминиевых чаш подняты в небо, перевиты пуповинами труб. В них ревет и клубится пар, насосы с уханьем нагнетают морскую воду, бурлит в горловине дистилат, и пресная питьевая вода разлетается в степь, в близкий город. Глобальный природный процесс – испарение Мирового океана, конденсация атмосферных паров, ливни и грозы,– синтезирован и повторен здесь, в этих металлических оболочках.

Известно, что питьевая вода начинает цениться на вес золота. Растущая экономика губкой впитывает озера и реки. Планета уже сейчас начинает задыхаться от жажды. И опресненные моря должны ее утолить. Этот ухающий, сияющий агрегат – исток искусственной пресной реки, на берегах которой растет и кустится жизнь.

С инженером-озеленителем Зайтуной Унусовой идем по скверу, сквозь цветущие розовые деревья. В траве сочатся ручьи из невидимых труб, и нет-нет пахнет свежей сыростью, нездешним луговым ароматом.

– Десять лет назад тут накатывались на побережье барханы. Раздует бурей песок, а под ним – дикая плита, ракушечник. Знаете, бывают такие пустыни, которые только ждут воды. Древние, иссохшие почвы. Пришла вода – и сразу цветение. А здесь даже почвы не было. Знаете, как сажали первые деревья! Закладывали в плиту взрывчатку, выбивали чашу, наполняли привезенной почвой и в нее – саженец. На месте каждого взрыва – зелень. Тут все дается тройным усилием. И еще – любовью...

Она рассказывает, как через моря вместе с первыми тракторами плыли первые саженцы. Как, не имея опыта разведения садов в пустыне, привозили из разных мест страны семена, черенки. Высаживали, отбирали самые стойкие. Ива, карагач, акация. За каждым растением, как за ребенком. Каждому – своя водяная поилка. По утрам бегали – живо ли дерево, не увяло ли! Чуть распустились листья, из пустыни тысячи насекомых пожирали зелень. Боролись за каждый листок, за каждую почку. Строители возводили бело-золотистый каменный город, а они – зеленый, шумящий. Через несколько лет зацвели первые персики...

– Знаете, этот искусственный, поддерживаемый человеком оазис становится понемногу естественным. Тут и почва уже образуется. Листва опадает, часть ветром сносит, а часть – в перегной. Уже появились дождевые черви, принялись за свою работу. И климат меняется. То пыль, зной, нечем дохнуть. А теперь прохладнее. Зелень, тень, влага. И еще птицы. Птицы стали селиться...

Верно, у железной, опадающей каплями трубы, в траве снуют жаворонки, трясогузки, скворцы. Странно видеть этих среднерусских птиц, осевших в Азии, не в безлюдье, а в большом, шумном городе.

Я гляжу на скачущих птиц и думаю. Среди тревог нашего времени одна из самых острых – тревога за исчезающую природу. В океанах, морях исчезает рыба, лесные вырубки тянутся до горизонта – неужели это непременная цена прогресса! Неужели человек в погоне за хлебом насущным истребит дарованные ему ценности!

Тут, на Мангышлаке, я вижу другое: человек – охранитель природы, он синтезирует жизнь. Его хозяйствование сопровождается здесь не истреблением, а возрождением. И это прообраз будущего планетарного возрождения. Рано или поздно отторжение человека от природы окончится. Очеловеченная природа станет частью огромных земных систем, раскрытых в направлении Космоса и Человека.

Мы стоим в шелестящей зелени. Цветущее дерево – как розовый, легкий взрыв...

4

Там, далеко за городом, на косе, в тяжелых дымах – два огромных куба, черно-белые полосатые трубы, строящаяся атомная электростанция.

А здесь, за столом, – клееночка в стертых цветочках. Семья за обедом, молодые, ребенок в кроватке, старый дед гостит из Саратова, и хозяин Григорий Григорьевич Манченко потчует меня, подвигая тарелку с медом, цедит из графина виноградное, с бегущими пузырьками вино.

– Вы ешьте, пейте. Мед-то с пустыни. Пчела его с пустынных цветков берет и с городской акации. Вот так десять лет и живем,– говорит он, вздыхая.– Мать уж тут схоронили, внук тут родился. Значит, вроде бы, место родное... Оглянусь назад – все дороги, дороги. Как сдуло меня в юности с Кубани, так и ношусь. Чуть где трудность какая – и я туда...

Он рассказывает о боях на Хасане, где лежали в болотах под японским огнем и дождь колотил по спинам. О стройках в Туркмении, где язык засыхал от жара. И походе сюда, на Каспий.

– Тогда мы уж землянки засыпали. Уж пятый год в домах жили. А все одно – безводье, горелая земля. И так мне вдруг в сад попасть захотелось, в тот, в наш, в кубанский... Сперва я стал сеять траву лебеду. Гляжу, прижилась. Съездил за море, декоративной травы привез. И она прижилась. Насадил вишен, груш. День на работе, а ночи – в саду. Люди смеются: сажай, песок соберешь. А потом перестали смеяться. Свекла уродилась, как снаряд, землю разрывает. Огурцы, помидоры, виноград. На самолете привез пчел. Теперь уж у многих огороды, сады. Все хорошо, вот только черти-верблюды заходят в город, жрут деревья. Худоба эта уничтожает деревья. Милиция почему не занимается этой худобой, не знаю!

Он огорченно умолк. Я гляжу на его немолодое, обожженное пустыней лицо и думаю, что ему уже не уехать отсюда. Он пустил корень в этот песок, уже есть тут у него родная могила, внук его тут растет под горячим солнцем, яблоки налились, и вино из его винограда кружит голову гостю. После стольких скитаний в нем проснулась человеческая тоска по домашнему покою и миру, чтоб сходилась за столом большая семья. И вот сошлись они за этим деревянным столом. Где-то шумит опреснитель, в реактор опускают стержень с горючим. А тут, на клеенке – розовые цветочки, мед на тарелках, и тесть, старик из Саратова, захмелев, угощает:

– Да ты енто, ты енто отведай!

5

Борьба за ресурсы вымывает людей из мест традиционного обитания, ввергая их во льды, пески, на дно океана, в дальнейшем – на другие планеты. Там, где в невыносимых условиях человеку отведено новое поле деятельности, он создает себе искусственные оболочки, аккумулируя в них жизнь. К таким городам-оболочкам относится и Шевченко. Люди покидают его на короткое время, совершая свой нелегкий труд в пустыне, и вновь возвращаются в комфорт, в уют, – город призван восстанавливать затраченную человеком энергию. В расчете на это он строился. В него заложены две идеи: идея пустыни и идея комфорта.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.