Поздно вечером я сошел с троллейбуса на окраине Свердловска. Одинокий фонарь выхватывал из темноты какие-то заборы, сараи, поленницы дров.
Зябкое чувство охватило меня. Попробуй найди тут человека.
Из-за угла вынырнул пацаненок, и я, как за соломину, ухватился за его рукав.
— Может, знаешь, тут где-то Крапивин живет!..
Я отпустил его рукав и полез за записной книжкой, чтобы назвать адрес, но мальчишка, которому было не больше десяти лет, воскликнул:
— Славик?! Конечно, знаю! За тем большим домом есть деревянный. Пойдемте, я вас провожу...
Он не сказал «Владислав Петрович», он с ходу уничтожил дистанцию, которую мы, взрослые, так потаенно чтим.
Взрослый среди детей... Высокий голубоглазый блондин в морской куртке и фуражке с якорем. Когда он едет в троллейбусе, окруженный ребятишками, люди глядят ему в спину с недоумением: «Чудак какой-то!»
Чудак?
Крапивин упорно создавал в течение нескольких лет «ребячью страну». Он начал писать книги для детей гораздо раньше этого — «страна» появилась сперва там, в книжках. Одна восторженная библиотекарша, готовя монтаж, написала лозунг: «В. П. Крапивин — писатель светлой мечты». Но она не очень обращала внимание на то, какой нелегкой ценой это право на мечту героями завоевывается. И ей вовсе было не ведомо, что испытал сам автор, создавший воображаемый мир, когда идеалы стал воплощать в жизнь на узком плацдарме.
Что такое «Каравелла»?
Много о ней сказано. Больше — восторженного. Идет человек, сшибает ногой булыжники, а потом вдруг — р-раз! — самородок.
...Красный уголок Крапивин делит с домкомом. Так сказать, «совместная территория». Я смотрел, как он машинально задвинул в угол кадку с китайской розой, детский бильярд, стопку старых журналов — имущество домкома, все то, что пылится здесь годами. На стене остался плакат. Три розовых, упитанных малыша стоят, прижавшись друг к другу плечами и округлив ротики. Поют, напоминая внешне херувимчиков. И все трое вместе держат в руках одну огромную книгу. Надпись на плакате утверждает: «Октябрята — дружные ребята, играют и поют, весело живут».
Я смотрел на этот сонный плакат, а потом вдруг очнулся. Вот они, живые, стоят спиной к плакату в ладных морских рубашках с эмблемой «Каравеллы» на рукаве, а двое вышли на рыцарский поединок, и через мгновение зазвенит сталь клинков.
— Люди! — говорит им Крапивин своим командорским голосом, в котором и ворчание и нотки юмора. — Салют надо отдавать вот так! Все-таки это рапира, а не кочерга... К бою!
Потом мы сидели в их «собственной» отрядной комнатушке. Днем ее оберегают вахтенные, а на ночь тщательно запирают и приносят ключ домой Крапивину. Это сердце «их страны». Отсюда они отправляются в путешествия. Тут рождаются замыслы удивительных событий, тут заседают капитаны, здесь принимают в отряд и судят предателей. Флотские флаги отгораживают окна. Старинный штурвал, иллюминаторы и панорама океана. Огромный глобус, тяжелые якоря, рында, готовая издать пронзительный пиратский сигнал. Мурашки идут по коже, когда оглядываешь строгие отрядные знамена, причудливые раковины и камни, морские карты и книги. И тоска о собственном детстве среди заурядных хоккеев, доминошных столов, где жалкой радостью было побегать по переулкам в «казаки-разбойники», подкатывает комком к горлу.
Упрямый человек Крапивин... Между железными подсвечниками, поддерживающими шесть свечей, он вывел на алой стене белыми буквами «Каравелла» и слова Маршака — эпиграф к такой вот жизни:
«Когда, как темная вода,
Лихая лютая беда
Была тебе по грудь,
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.