— Какой?
— Да тут на руле висел.
— Нет никакого аппарата. Виталька забеспокоился:
— Да я сам вешал.
Все смотрели на велосипед, на то место, где он стоял, пожимали плечами.
«Скажи... Скажи... Скажи... — настойчиво забилась мысль в моей голове. Но я попытался унять ее.
—А как же надпись? — спросил я. Но другая мысль вонзилась, как иголка: — Украли аппарат. Ты же сам видел. Молчать будешь, да?»
— А может, ты его дома оставил? — словно сквозь какую-то вату, донесся до меня голос Чикиряя.
— Я же помню, как вешал...
«Значит, вот что получается, если пишешь: Таня + Эдик. Получается трусость... да, трусость... Нет...»
— Дико извиняюсь, — говорил Чикиряй, — что же, твой аппарат кто-то свистнул, да? Может, я? — Он похлопал себя по карманам. — Обыщи, — приказал он Витальке.
— Зачем же? И так видно...
— Нет, ты обыщи. А то еще скажешь, что я вор. Я почувствовал, что задыхаюсь.
— Ты вор! — выдохнул я, и сразу стало легче.
— Что? — надвинулся на меня Чикиряй, — а ну повтори.
— Ты вор! — Меня охватывало напряжение. Я уже почти ощущал удар Чикиряя на своем лице. — Ты положил его туда, за ящик. — Я показал рукой.
Виталька полез и сразу же нашел аппарат.
Я все стоял перед Чикиряем и чувствовал, как дрожат мои пальцы, сжатые в кулак.
Чикиряй вдруг расхохотался.
— Ма-ла-ца! — протянул он. — Возьми с полки пирожок с гвоздями. Я-то положил, думал, посмеемся. Виталька, небось, стал бы землю рыть, а ты... Тьфу... все испортил.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.