В конце XIX столетия Анри Пуанкаре писал: «Полвека назад общераспространенным было убеждение, что природа любит простоту. С тех пор она представила нам много опровержений, и ныне мы уже не приписываем ей такого стремления».
В середине XX века эти слова великого математика особенно справедливы. Каждое новое открытие в физике, химии или биологии убеждает нас в том, что простые модели в природе вовсе не правило, а скорее исключение. Особенно это относится к проблемам, связанным с основополагающими элементами строения мира — тайнами микро- и макроструктуры мироздания. Самые фантастические модели Вселенной, предлагавшиеся во все времена, от Древнего Египта до наших дней, все еще зачастую оказывались «не столь сумасшедшими», чтобы соответствовать реальности.
Перед вами еще одна из подобных моделей, предложенная Марком Тартаковским: модель сферической вращающейся Вселенной. Автор стремится объяснить причину разбегания ассоциаций галактик и некоторые другие «частности» мироздания, прибегая к остроумному допущению. Логична ли эта модель? Безусловно, если... справедливо допущение, которым оперирует автор. А логично ли само допущение? Приходится ответить положительно. Более того, даже «слишком логично», как заметил при обсуждении доклада М. Тартаковского, сделанного им на научном семинаре в Московском энергетическом институте, один из его оппонентов, которому модель показалась как раз «недостаточно сумасшедшей».
Итак, гипотеза появилась на свет. Как знать, может быть, через некоторое время она окажется забытой, и о ней вспомнят лишь историки науки. Но пока ее можно рассматривать как рабочую модель, критиковать или искать дополнительные доказательства ее справедливости.
Ни одна из миллиардов и миллиардов звезд, каждая из которых, величиной с наше Солнце, немного поменьше его или гораздо больше, никогда не была причиной каких-либо неприятностей для жителя Земли. Признаюсь: это «безразличие» Вселенной к маленьким людским судьбам очень радует. Процессы, происходящие в недрах звезд, настолько грандиозны, что наша Земля — с ее философами и супербомбами, со страданиями и любовью, с памятью тысячелетий и сегодняшними надеждами, — вся наша планета затерялась бы в хаосе раскаленной материи, как пылинка в песчаной буре. Все мы — с материками и океанами и закрытыми еще от нас глубочайшими земными недрами, — все это послужило бы звездным топливом лишь на считанные мгновения.
Но Интуитивно мы чувствуем, что не так уж ничтожны во Вселенной. Уж если бы случилась с нами роковая космическая катастрофа, то ученые-земляне, во всяком случае, смогли бы заранее предсказать ее, объяснить причины и с точностью до секунды определить момент гибели, как это делается с предсказаниями солнечных и лунных затмений. А познание — уже шаг к свободе.
В древности один взгляд в мировые бездны вызывал у человека отчетливый «комплекс неполноценности». И люди обращались за поддержкой к богу. Сегодня мы смотрим в небо почти с дерзостью. Да, невообразимы пространства, которые н луч света пробегает лишь за миллионы и миллиарды лет. Давным-давно, быть может, погасли звезды, которые мы наблюдаем, задрав головы, но астрономы, однако, примерно знают их химический состав, массу и температуру, как если бы держали на ладони золотую звездную каплю.
Мы видим стройный порядок в бесчисленных клубящихся мирах: галактики — системы, состоящие из десятков миллиардов звезд, которые все вместе невооруженному глазу представляются одной крохотной звездочкой, ассоциации этих галактик, за которыми угадывается еще нечто более грандиозное — никем еще не определенная и не рассчитанная система — Метагалактика.
Исчерпывает ли она собой всю Вселенную — и над этим задумывается человек. Зачем? Во-первых, из любопытства, без которого мы не были бы людьми. Во-вторых — и это самое главное, — нам, чтобы полностью избавится от «неполноценности», необходимо знать, насколько мы (мыслящие атомы) в системе мироздания независимы от чужой (божественной?) воли.
Одним тем, что наши телескопы обшаривают небо в радиусе миллиардов световых лет, мы вовсе не лишаем господа бога его постоянной прописки. «Вселенная настолько величественна, что трудно допустить, что вся она совокупно не есть единый мировой разум, ощущающий копошение мириада живых существ на всех пригодных для жизни планетах, как человек ощущает слабую головную боль... Звезды или даже галактики — лишь «нейроны» такого мозга». Так пишет философ-идеалист Сэмюэль Крам, и опровергнуть его можно, лишь показав, что Вселенная в целом подчиняется тем же законам, определенным Природой для «бездушных» вещей, что и любая из обозримых ее частей.
Тан появляются модели Вселенной — описания, чертежи или расчеты на реальном, таком «домашнем» листе бумаги, в который, однако, втиснуты неохватные расстояния, массы, силы. Одну из таких моделей вы уже знаете, прочитав эпиграф: «Ход вещей в бесконечном пространстве». До римлянина Лукреция Кара пространство почти всеми считалось конечным. Но людям с воображением не давала спать мысль: что же там, за концом, за этим пределом? Понятие бесконечности, беспредельности успокоило человека на некоторое время. Казалось, все встало на свои места: лети себе в пространство сколько душе угодно, а вокруг все звезды, да звездочки, да планеты вокруг них... Разве не логично?
Но в подобной вселенной нас подстерегают злые каверзы. Вот одна из них — «эффект бесконечности».
Все на свете — и булыжник под ногами, и амеба, и наш мозг — это «всего лишь» определенное сочетание «кирпичиков»-атомов. Число их невообразимо велико даже в крохотной амебе, тем более в человеке (метр шестьдесят рост, шестьдесят килограммов вес). Но число это — конечно. Вот что главное. Это значит, что, перемешивая атомы-«кирпичики», можно при известном терпении добиться, чтобы опять случайно получилось сочетание — амеба или сочетание — человек... Точнее: сочетание — Земля со всей эволюцией на ней. Конечно, нашего с вами терпения тут не хватит. Но бесконечная Вселенная в лучшем положении: на бесчисленных космических объектах она безмозгло (то есть случайно — наподобие мутаций и естественного отбора в живой природе), переставляя атомы, будет воссоздавать любые их сочетания, как маловероятны они бы ни были. А это значит, что где-то (не станем считать расстояний!) так же пишет за столом свою статью еще один человек в очках — метр шестьдесят рост, шестьдесят килограммов вес... Хуже всего то, что таких «человеков» (и абсолютно одинаковых домов, в которых они живут, и планет, на поверхности которых стоят эти дома...) будет опять-таки бесчисленное множество.
Вот нуда завела нас логика бесконечной Вселенной, и, сколько ни ищите, никакого изъяна в вышеприведенном рассуждении вы не отыщете.
Нас мог бы спасти лишь единственный факт: все было бы иначе, если б «кирпичики»-атомы бесконечно варьировались. То есть во Вселенной нашлась бы не какая-нибудь сотня химических элементов, как на Земле, а опять-таки бесчисленное их множество. Увы, бесстрастный спектрограф утверждает: химический состав обозримой Вселенной един. И нет никаких оснований полагать, что, открыв вслед за миллиардами уже найденных звезд еще столько же, мы обнаружим нечто иное. Правда, в данном рассуждении не учитывается распад, деление атомов. Но ведь и количество частиц — осколков этого распада — конечно.
(Бесконечность Времени подсовывает нам «еще более сногсшибательный эффект — бесчисленные повторения нас самих — в прошлом и в будущем. О сроках нашего с вами очередного «пришествия» — так же как и о расстояниях в предыдущем эффекте — разумеется, умолчим.)
Одна из антирелигиозных брошюр называется так: «Наука развенчивает бессмертие души», прочел я это и, признаться, загрустил. Так хочется, чтоб хотя бы душа была вечной) Но факты и связь их, то есть логика, — жесткая штука, и с этим приходится считаться.
Придется, по-видимому, распроститься и с бесконечной Вселенной, с бесчисленными повторениями нас самих в пространстве и во времени — с бессмертием, словом.
С тех пор, как Эйнштейн установил, что световой луч искривляется вблизи больших масс (или искривляется само пространство, что для нас в данном случае одно и то же), Вселенная лишается бесспорного, казалось бы (согласно «здравому смыслу»), качества — бесконечности.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.