...Здесь, в своем кресле, сидел хозяин, здесь, по эту сторону стола, — русский гость. Жуковский говорит, как высоко чтут у него на родине великого немца, как многие русские поэты, и он сам в их числе, переводят Гете, делая его творения достоянием широкой читающей публики. А еще Жуковский говорит, что на небосклон русской поэзии взошла новая, очень яркая звезда. Нет, не звезда, правильнее будет сказать, взошло солнце русской поэзии, и его свет скоро распространится на всю Европу. Он говорит о Пушкине. Он говорит, что Пушкин тоже преклоняется перед гением Гете и назвал его «Фауста» величайшим созданием человеческого духа, сравнив его с «Илиадой».

И Гете берет со стола свое перо — может, то самое, которым он писал «Фауста», — протягивает Жуковскому и просит передать его Пушкину.

Символический, исполненный глубокого смысла дар: один гений протягивает через тысячи верст дружескую руку другому гению. Он считает его достойным держать это перо...

Как историка, Викентия Викентьевича интересовало все связанное с Россией. И еще одно напоминание о России он нашел на могиле Гете.

Городское кладбище, на котором похоронен Гете, мало чем похоже на кладбище в обычном понимании этого слова. Это скорее парк — зеленый, тенистый парк. И склеп над могилами Гете и Шиллера тоже только называется склепом — это светлое снаружи и просторное внутри здание с дорическими колоннами по фронтону.

Здесь же захоронены и веймарские герцоги — те, которых Викентий Викентьевич только что видел на семейных портретах. Даже если быть более точным, то следовало бы сказать: именно гробницами герцогской фамилии и было уставлено внутри все здание усыпальницы, а могилы Гете и Шиллера находились в подвальном помещении: как-никак ведь и тот и другой были не больше чем поэтами. Ну, разве что Гете был министром, но ведь опять же министром при герцоге... Теперь другие времена, в новой Германии герцоги уже не в такой цене, и хотя их останки выносить не стали, но все же поменяли местами с поэтами.

Постояв у великих могил, Викентий Викентьевич спустился затем и в подземелье, к герцогам. Огромные, темные от времени саркофаги стояли в ряд. Один — несколько особняком: это гробница Марии Павловны. Хоть от могилы ее мужа отделяет какой-нибудь шаг — лежат они на разной земле. Мария Павловна завещала похоронить ее на родной земле. На русской земле и стоит ее гробница. Для этого земля специально была привезена сюда, в Веймар. На ней с задней стороны склепа, впритык к нему, тогда же, сто лет назад, построена русская церковь — точная копия константинопольской Софии, только уменьшенная в двадцать раз.

Выходя из подземелья наверх, Викентий Викентьевич только теперь обратил внимание на каменные ступени, по которым поднимался, и не сразу понял, что видит, может, самое интересное, самое важное из всего, что здесь можно было увидеть. Что гробницы, многое ли они могут сказать! А вот ступени говорили. И каким выразительным, каким красноречивым, оказывается, может быть язык мертвого камня! В каждую ступеньку на всю середину были влиты новые окрайки — они были немного потемней и выделялись на светло-сером старом камне.

Чтобы сносилось дерево, и то надо долго и много по нему ходить. Сколько же, сколько тысяч — да нет, какие там тысячи! — сколько миллионов людей должны были прийти на поклон великому немцу, чтобы стереть, сточить края каменных ступеней!

И сейчас у могил Гете и Шиллера — цветы, цветы. На одном из венков крупно по-русски: «Великим гуманистам и мыслителям».

Веймар невелик городок, а памятных мест в нем на целую столицу. Недалеко от дома Гете — дом Шиллера. Прошел одну улицу, другую — дом Баха. А вон издали видна мемориальная доска на доме, в котором живал Ференц Лист. Средневековый собор, в котором проповедовал Лютер...

И чем ближе Викентий Викентьевич знакомился с этим тихим, милым городом, тем больше проникался не только ощущением старины, истории, но и ощущением поэзии, высокой человеческой мысли.

И нынче они едут в окрестности города.

Веймар — древний центр Тюрингии, а про Тюрингию немцы любят говорить, что она — зеленое сердце Германии.

Могучие леса, глухие дубравы начинаются сразу же за городом и склонами пологих холмов, долинами рек уходят за горизонт. В просветах — поля, деревни, а за ними опять леса, леса. Особенно много в здешних лесах бука; и там и сям по обочинам дороги видны стройные гиганты с гладкой зелено-красноватой корой.

Сначала их привезли в Бельведер — загородный архитектурный ансамбль восемнадцатого века, со вкусом, если не сказать с блеском, вписанный в окружающее его со всех сторон зеленое лесное царство. А еще и то придавало всему этому месту особую прелесть, что отсюда, с возвышенности, открывался чудесный вид на окрестные поля и леса, на живописно разбросанные селения.

Из Бельведера поехали в Буковый лес.

Вся группа состояла из историков, приехавших в Веймар на международную конференцию. Да и показывали им все больше старину. Так что и разговор в машине велся все больше о делах и событиях давно минувших дней, о людях, которые ездили этими лесными дорогами сто, а то и двести лет назад. Потому, может быть, и несколько неожиданным показался резкий переход в нынешний день, когда провожатый сказал:

— Приехали.

Они вышли из машины. Но что это? Обширный пологий склон очищен

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.