Без решеток

Апрель на улице! Гуляет по учительской расходившееся солнце. Сидит на диване, склонившись над списком режимной группы, старший воспитатель Дина Владимировна.

Непонятная происходит вещь. Первое знакомство с таким явлением, как трудновоспитуемый, может вас даже обрадовать. Бог мой, сколько людей подключено! Шефство индивидуальное, шефские дежурства по субботам в «неблагополучных семьях», комиссии содействия семье и школе на заводах и фабриках и много-много всякого другого, что еще только зарождается или еще не успело отмереть. Плюс официальные институты. Бумажные отчеты, графики и докладные снуют по заданной орбите с хорошо рассчитанной точностью. Но чем ближе вы подходите к самому трудновоспитуемому, тем больше приходите в недоумение. Вся эта громоздкая и шумная система летит себе по обозначенной траектории, а трудновоспитуемый сам по себе следит за ней издали прищуренным глазом и вроде бы даже поплевывает.

Очень трудно с «трудными» детьми.

— Самое главное, — говорят одни, — это громко о них не говорить! Будто бы и нет их вовсе.

— Самое главное — это решетки на окнах и карцер!

— Самое главное — привлечь к этому вопросу как можно больше хороших людей.

— Хорошо было Макаренко! Голод, холод... Накорми голодного ребенка — половина дела сделана.

Трудно с «трудными» детьми. Особенно тем, кто занимается не своим делом.

В Ленинградском горкоме комсомола мне сказали:

— Там, в этом самом интернате, воспитательный процесс не на должном уровне. В наказание за проступок, например, с ребят снимают брюки.

Это антипедагогично. Нехорошо снимать брюки. Неловко как-то в исподнем. Особенно при посторонних. Представляете, отрок четырнадцати лет в очках, рубашке, ботинках на толстенной подошве и в трусах выходит на линейку, сидит в классе, отвечает у доски, в столовой обедает и даже, когда девочки — шефы из соседней школы приходят проверить, как уроки сделал, какую книжку прочитал и что о ней думает, стоит и разговаривает с ними так, как есть. Почему брюки сняли? А это бегун. Есть такая категория — бегуны. Почему бегает? Говорит, природу любит.

Можно, изогнув изящно бровь, изобразить руководящий гнев по поводу изъятия у парня носильных вещей, а можно идти к министру просвещения и требовать, чтобы интернаты особого режима открывали на лоне природы, так, как делают это в Эстонии, и делают абсолютно правильно. Это полезно в первую очередь для самих ребят. Надо уметь встать на позицию «трудного».

Равнодушие многолико. Можно заведовать соответствующим отделом в городском комитете комсомола, писать отчеты о работе с «трудновоспитуемыми» и ни разу за три года не заглянуть в интернат, где этих «трудных» живет, работает и учится 300 человек сразу и где первый опыт работы с «трудными» по новой системе весь как на ладошке. А можно жить в Таллине, занимать пост заместителя министра республики и все-таки знать, что происходит на Аккуратова, 11.

Приехал оттуда человек, интересовался, что да как. Слабые места прощупывал, сильные — на карандаш брал: ага, пригодится. Говорят, там у них, в Эстонии, где-то на пути к морю, речка делает изящную петлю. Преотличнейшее место. Сосны. Говорят, стоит там теперь интернат и живут в нем «трудные» дети. Спокойно живут. Спокойно работают. И городской шум им не мешает.

— Из животных, живущих на суше, самым крупным является слон.

Учитель ходит по классу. Влажный сумрак весеннего дня лезет в окно. Класс, четыре стены — целый мир. Учитель уже третий год ходит по этому классу. Окно распахнуто, в классе свежо. Бегают по бумаге авторучки. Мальчишки пишут.

За окном, у приземистого здания мастерских, ребята из кружка по автоделу пробуют завести трактор. Он отфыркивается, вздрагивает огромными резиновыми колесами и почему-то не заводится. Вдруг из ворот гаража выскочила серая «шкода», подарок шефов, и заметалась, закружилась от радости, понеслась вокруг здания: значит, наконец отремонтировали.

Кружок автодела, кружок телерадио, столярная мастерская, слесарная мастерская, сапожная... Директор недоволен — не то, не так — кустарщина! Разве такими должны быть производственные мастерские?! Разве так должен быть поставлен труд в интернате особого режима?! Серьезное дело нужно, рентабельное. И радуется, когда удается перехватить заказ на 30 тысяч пар брезентовых рукавиц.

Конечно, это не база, но ведь и начинали на пустом. Ведь как было? Учитель, прежде чем начать урок, бежал за классом на свалку, или на голубятню, или в сарай, и не всегда удавалось вернуть ребят в класс: не привыкли сидеть на уроках «педагогически запущенные», без багажа начальных знаний дети.

Ходит по классу учитель. Рассказывает про слонов — индийских и африканских. Сидят мальчишки, слушают. А ведь были темные ночи, когда вскрикивал на своей койке слишком рьяный правдолюбец — опора воспитателя. А утром видел воспитатель под глазами правдолюбца синяки и страдал от своей беспомощности.