В ноябре 1942 года в фашистском концлагере близ Хаммерштайна заговорили о предстоящей отправке узников в Финляндию.

– Хуже не будет, – сказал Игорь Трапицын, высокий парень с бледным лицом и внимательными серыми глазами. Его прозвали Артистом-водовозом за веселые песенки, которыми он подбадривал товарищей по плену. Нацепив усы из конского волоса, Игорь часто разыгрывал уморительные сценки с дырявым ведром и ржавым черпаком, заставляя зрителей забыть мучительный голод, смеяться, как до (войны, на филыме «Волга-волга».

Охранники выкинули пленным серые шинели, островерхие буденовки и брезентовые ботинки на деревянной подошве.

– Эх, без воды и ни туды и ни сюды... – бормотал Игорь, роясь в груде разрозненной обуви. Сорок четвертого размера не было. Еле втиснул босые ступни в узкие короткие колодки.

– Малы... – обратился он к раскормленному полицаю в кубанке, белом полушубке и хромовых сапогах.

– Не в магазине! – рявкнул бандит, замахиваясь куском резинового шланга.

Товарный состав привез пленников в Данциг. У причала высилась двухтрубная громада– транспорт «Гинденбург». Русских загнали в кормовые трюмы.

Моросил дождь. Долго плыли вдоль берега в густом тумане. В открытом море разыгрался шторм. Транспорт тяжело переваливался с одного вала на другой. Четыре эсминца прыгали по сторонам, спереди и сзади, то проваливаясь в бездну, то взлетая к лохматым облакам.

В небе зарокотал самолет. Тревожно завыла сирена. Узников выгнали на палубу в надежде, что летчик не сбросит бомбы на советских людей. Самолет удалился.

Стемнело. Шторм стих. Лунный свет разлился по палубе. Всех снова заперли в душных трюмах.

Внезапно транспорт подпрыгнул от резкого толчка. Трюм наполнился неистовым железным грохотом. Свет погас.

На голову Игоря полилась вода. «Тонем!» – мелькнуло в сознании. Оказалось, это была вода, скопившаяся на брезенте, протянутом над нарами: надышали так, что лило с потолка.

За первым взрывом ударил второй. Корабль швырнуло в сторону. Нары закачались, затрещали. Все вскочили на ноги. Среди разноголосого шума, стонов, криков, проклятий зазвучал «Интернационал».

– Молчать! – орали конвоиры с палубы и стучали прикладами в крышку люка. Пение продолжалось.

Вода хлестала в развороченный миной борт. Офицер Петр Николаев чуть было не захлебнулся. Поддержали дружеские руки. Даже в этом аду люди не теряли спайки, чувства локтя.

– Товарищи, без паники! – услышал он громовой голос Игоря и подумал: «Не все потеряно...»

Захлопали выстрелы. Из соседнего трюма трое вырвались на палубу. Один, схватив спасательный круг, прыгнул в море. Его подобрало шведское судно, подошедшее к тонущему транспорту. Другой упал в катер, куда набились немецкие моряки. Третьего застрелил охранник.

Фашисты задраили люк. Сквозь щели по краям неплотно прилегавшей крышки было видно, как гитлеровцы в нижнем белье мечутся по палубе, спускают шлюпки.

Запертые в трюме барабанили в крышку, кричали, требуя выпустить всех наружу.

Ответа не было. Корабль заметно валился на левый борт. Игорь отцепил с пояса ложку, подвесил ее на веревочке к нарам. Зажег спичку. «Крен около сорока градусов», – сообразил он.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.