Сашка Забавин был широкоплеч и размашист. На голове черные, прямые волосы. Было бы жестко его строгое продолговатое лицо, если бы не нос - кутыр, сковырнутый в детстве на горе. Он придавал всему лицу свойский, добродушный вид. И всегда соединялись в Сашке и серьезность и шутка. Когда входил он в берлогу, все оживало и настораживалось. Сашка фукал по пути лампу, рычал вдруг каким - то зверем и, создав настроение, садился на самый широкий диван у камина. Всегда вместе с ним входила и усаживалась рядышком Надя. Она поджимала под себя ноги и слушала внимательно, большими глазами вглядываясь то в Сашку, то во всех.

Сашка начинал издалека. Он начинал с того, как кто - то вчера, когда проходил он по нижнему коридору, схватил его за шею и не отцеплялся до тех пор, пока не выволок его Сашка на свет. Таинственный незнакомец юркнул в подвал, а у Сашки на шее царапина...

- Кто это мог быть? Говорят, у Данилы Бакулина был какой - то странный сын... Сашка повторял все жуткие россказни о прошлом этого дома, доходил до истории с замурованной революционер кой; глаза слушателей расширялись, и вот уже ребята, сами того не замечая, жадно глотают чудесную повесть о Степане Халтурине.

И огонь камина, извиваясь и сплетаясь, чарует их глаза, и видят они в причудливом пламени царские покои, мелькание придворных и огненную тень бунтаря, готовящего страшный взрыв...

А Сашка говорит и говорит, сам увлеченный, творит он легенды из старых, всем известных былей. И проходят перед ребятами разные картины борьбы. В треске головней слышатся выстрелы, в жалобе свежего загорающего полена - стоны угнетенных, в предсмертной песенке вспыхнувшего сучка - одинокая марсельеза революционера перед повешением... И не кучи углей рассыпаются в камине, рухают тюрьмы и троны.

Когда Сашка уставал и кончал свои рассказы, Надя садилась за рояль. Она играла и пела взволнованно и хорошо. Потом она брала книгу и, после замечательных былей Сашки, с охотой читала действительность, и «Азбука коммунизма» казалась продолжением одной захватывающей легенды. Надя читала как - то особенно, каждое мудреное слово делала понятным, напитанным теплотой и близким сердцу.

Сашку за рассказы его прозвали Кудесником, а Надю, за ее зеленые глаза и песни, прозвали Русалкой.

Замечательные вечера берложьи, не - забываемые вечера!

Чувства обреченности и отрезанности от мира не было и в помине. Без газет, без вестей отовсюду, чутьем чуялось где - то биение революции, у коллектива рождалась вера в победу, все ходили на - поенные этой верой, и горячий задор комсомольцев бодрил всех остальных.

А все - замечательная теплота берлоги, песни Русалки и чары Кудесника.

Любили ребята Сашку; в сумраке укомовских коридоров, в теплых углах берлоги, кто не делился с ним своим горем и радостью, не советовался о своих личных делах, не признавался в грехах, больших и малых! И он умел отвечать, умел успокаивать, направлять по верной дороге.

Сидел Павел у камина, подкидывал дрова, напекал картошки и раздумывал: «чем создается такой авторитет у людей? Ведь может и он кое - что побольше растопки камина?» Павел перебирал в голове занятные истории и находил их больше, чем у Сашки, вспоминал прочитанные книги и чуял знания в себе не меньше. «Надо попробовать!» Растапливая камин, он начинал иногда рассказывать «на пробу», наедине с собою делая перед зеркалом таинственное лицо. Получалось не плохо. Это вошло у него в привычку, и каждый раз здоровеннейший парень садился на корточки у загорающегося камина, хлопал себя по коленкам, произносил обычно:

- Ну - с, начнем... и огонь выслушивал не один десяток его рассказов.

4. Козел отпущения

Ребята считали Павла чудаком. Из - под угля мешком - называют таких людей.

Никогда никто не говорил с ним всерьез, зато Павел был громоотводом веселости всей ячейки. Какие только шутки не подшучивались над ним, какие подковырки не сыпались на его голову! Иногда его доводили до красного каления, и тогда он вскакивал, неподвижное, вялое лицо его оживало, приходило в движение, грудь начинала вздыматься, он взмахивал ручищей, и, казалось, сейчас разразится гром. Но вдруг краски с лица его убегали, глаза тускнели, он виновато улыбался и садился, не сказав ни слова. Просыпающийся великан снова становился большим младенцем.

Самое вступление Павла в комсомол было забавно для всех.

Сидели ребята в укоме, мирно разговаривали. Вдруг является нескладный, здоровенный парень, весь какой - то взлохмаченный и не может выговорить слова. Он долго мнется у стола секретаря. Вдруг рука его стремительно лезет за пазуху, Сашка Забавин отскакивает в сторону, а парень выхватывает и бросает что - то на стол.

- Все тут ясно... и я хочу с вами!

Это что - то оказалось «Азбукой коммунизма» и программой РКСМ. Такое явление всем понравилось, и стал Павел комсомольцем и ячейковым забавником. Чудили над ним ребята, избрав его жертвой своей потребности над кем - то смеяться. Это убивало в Павле всю энергию, он становился еще чудней и нерешительнее.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.