Как вы сами можете видеть, юная моя героиня не рвалась в летчицы, не мечтала поступить в физтех или стать, допустим, капитаном дальнего плавания. Что за этим? И не означает ли простая биография вялой души, ограниченности, робости мысли?

– А ты, Валька, согласна в ткачихи? – спросили ее подруги.

– Ну... можно и в ткачихи... – Так решалась ее судьба. Почти случайно. Шестнадцать девичьих лет – так ли это много? И если в полудетской еще душе, полудетском сознании так сильно, так определенно желание не «выломаться» из семьи, чтобы найти долю послаще, а стать опорой, принять на плечи взрослую ношу, так много требовательности к себе, а не для себя – вялая ли это душа, робкая ли?

Профессию можно выбрать иногда случайно, судьбу – чаще всего нет. Никаким иным способом – «завидной ли службой» в городе, удачным ли будущим замужеством, ловкостью ли какой – и в голову не пришло этой девчонке построить свою крепко связанную с близкими судьбу. А только так, как впитано было с детства, – своими трудами да тяготами, по совести. Конечно, что особенного, кажется: в шестнадцать лет выбрала дело, начала усердно учиться ему, выстояла и первые неудачи и тот памятный каждому новичку испытательный срок цеховых будней, когда, перенапрягаясь от усилий, душа проходит притирку к делу и к другим людям. К новому миру, где отныне все твои надежды, и заботы, и главные события. Твой «кусок хлеба», как говорили в старину. В шестнадцать лет она добровольно приняла решение зарабатывать этот хлеб своими руками. Это было ее собственное, первое в жизни серьезное решение. Никто не толкал ее к нему, скорей, пытались удержать...

Так ли это просто: оторваться от теплого дома, поменять беззаботность школьного времени на взрослые дни – ранние вставания или поздние смены, напряженный рабочий ритм?.. И привыкать теперь отвечать самой и только самой?

Попробуйте... Если один человек, окончив свой день, говорит себе: «Можно сработать и лучше. Дождаться б завтра...», – а другой: «Я свое отхомутал, пора и домой», – это уже начала двух совершенно разных «простых» биографий. Если один, не давая душе лениться и напрягая волю и внимание, начинает день ото дня, час от часу видеть дело свое все ясней, и как бы крупным планом проступают для него неуловимые прежде детали, и как бы сами собой уже помогают друг другу ловкие руки и острые глаза, а другой все больше томится скукой, и серой пеленой подернут его горизонт, и мысль мечется в поисках выхода, то есть очередной перемены декорации – это уже логичное продолжение двух различных «простых» биографий... Как много мы списываем (сами себе) на «молодой поиск», как мало еще научены ценить, по сути, бесценное: раннее упорство, раннюю цельность, и верность подаренному другими мастерству, и ощущение невыплаченного покуда долга.

Задумаемся же над простой биографией девочки из поселка Мирный, которая привезла с собой в Иваново не таланты прежде всего, а характер.

Характер, не просто замешанный на упорстве, но счастливый тем, что в нем набухли, готовые к росту, зерна общественного сознания. Комсомольская Валина юность, начавшаяся в школе, как у всех – воскресниками, веселым опекунством над малышами-октябрятами, постепенно крепла, наливаясь новой силой. Училась ли она, работала ли, Валя всегда жила с ощущением твердой опоры, с ощущением принадлежности. Комсомол давал ей это ощущение. Оно вмещала и долг и право. Было и ношей и крыльями.

Таланты и у Нади Голик были. Где она теперь? Кто знает, отчего оставила тот особенный город, что, кажется, и прошлым и нынешним, всем воздухом своим помогает ищущим мастерства и «доли», питает их силу, наполняет жизнь? Город «вольных мастеров» – Иваново...

Второе авторское отступление с историческим уклоном

Иваново, как со многими старинными городами водилось, пошло от крепостного села. Но, видно, была в этой, одной из многих сотен заневоленных вотчин особица своя, ежели как щедрым дорогим подарком пожаловал ею царь Иван Грозный свояка – князя Михаила Черкасского. Владели им позже гордые графы Шереметьевы и другая знать. Селом дорожили, хотя известно было: земелька здесь малородная, хлебом с ивановцев не возьмешь. Красно же село было оброчниками – искусниками прясть да ткать. Издавна «откупались» они холстами, крашениной да «набойками». В хронике за 1666 год об Ивановнах говорится: «С товаренком в Шую почастую таскаются». Товар тот и был холсты, а хороши ли они были – судите сами, ежели скупщики за ними из-за самого моря не ленились ехать: англичане, к примеру, помногу брали – на корабельные паруса. А с XVIII века начали ивановцы «одевать» русский флот, и, настроив мануфактур, стало это село прорастать в город. И в следующем веке, когда после 1812 года остановились на время московские фабрики, ивановцы, освоив в своих мануфактурах «челнок-самолет», миткалями, ситцами, полотнами сравнялись со «знатными городами» – Ярославлем и Калугой. И мастеров по ткачеству, художников преискусных было здесь достаточно. В 60-х годах Иваново уже звали «русским Манчестером», а в 70-х официально «назначили» его городом.

Комитет министров, издавший на этот счет специальное положение, предписал новым городским властям тут же «неотлагательно озаботиться устройством в оном городского полицейского управления». Предусмотрительно... Вслед за тем появились фабричная полиция и фабричные кутузки. «Главною пищей для внутренней общественной вражды служат в Иванове весьма неприязненные отношения между фабрикантами и работниками... Здесь случалось нам слышать из уст простого народа фразы вроде следующей: «У нас обогащаются потом бедных», – так писал русский экономист и географ академик В. П. Безобразов. И немало осталось запечатленных современниками жутких картин «ситцевого ада» вроде этой: «...примечаем какие-то странные фигуры, похожие на чучела или огородные пугала: то рабочие люди – мужчины и женщины... Эти люди покрыты таким толстым слоем пыли, что нет возможности отличить их лица от платья. Большинство рабочих – женщины и девушки... Видим еще детей – мальчиков и девочек... Все, как взрослые, так и дети, работают стоя в продолжение двенадцати часов в сутки – сменные и четырнадцати – дневные и ни на минуту не присядут под опасением штрафа, работают они без обуви, разувшись, и голыми ногами ходят по каменному полу, а мужчины даже без нижнего белья. Душно, воздух пропитан запахом масла...» – из описаний Филиппа Нефедова, побывавшего на фабрике Никона Гарелина.

И сложил в те времена кто-то из ивановцев песню, горькую, как зелье кабацкое, пронзительную, как стон надорванной души:

Мучит, терзает головушку бедную

Грохот машинных колес.

Пыль застилает мне оченъки ясные

Крупными каплями слез.

Ох, и зачем же, зачем же вы льетесь,

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.