Скорей бы поезд тронулся, одни переживания! Медленно отплывает Мирный назад, знакомые улицы, и дома, и станция, и отец. Медленно, да верно... Насовсем? Назад, назад уплывает, в прошлое, во вчера... И болит, ноет, звенит слезно в сердце тоненькая струнка, словно вина какая ложится на душу, и рвет ее, и мучит. «Милые мои, родные, простите меня, не знаю, за что».

– А ты, Валька, чего в осадок выпала? Говори перед народом: в ткачихи согласная? – схватила за рукав прибредшую наконец в купе Валю щекастая «скоморошка».

– А? Ага... Можно и в ткачихи.

И руки к ней отовсюду тянутся – с пирожком, с луковицей, с яблоком:

– Не горюй!

Приехали... На вокзале в Иванове суета, носильщики бегают с тележками:

– Вам помочь?

Так и начался для Вали город Иваново, так и запомнился – с этих слов.

...Общежитие ГПТУ на втором этаже. Спустишься на первый – и в классах. Удобно. Жили по четверо, шестеро в комнатухе. Девчат понаехало – из Брянска, Воронежа, Горького... Смеху, шуму! Всем по 16 – 17, да росту разного – кто как вымахать успел. В Валиной комнате пальто модное у одной, самой рослой – Верки. В нем по очереди в магазин за продтоварами. Кормили, конечно, в столовке, а есть все равно всегда хотелось... Готовили в черед, ели сообща. Соберутся к вечеру все и новости выкладывают, кудри вьют, гладят, поют. Девичья коммуна. Началось учение. Опять смех: физкультурой велят заниматься, как школьницам, – ручку сюда, ножку туда, присядь, да встань, да в пояс поклонись. «Будем мы кланяться, – Шептались поселковые. – Нас делу давай учи, а это что ж – насмешка?» Однако пришлось. И бегать, и прыгать, и на брусьях стараться – программа же, зачет.

– Ой, не добежим, Валька, давай сойдем – сердце лопнет, – шепчет, бывало, подружка на дистанции и за майку хватает.

– Ну да, не добежим! – оборвет. – Воронежские же вон добежали...

Рекордов не ставила, но и с круга не сходила никогда.

На теории, как началась в классах, тоже многие заскучали, шептались, ждали «существенного» – практики, а то, смотри, замучили: ламели, бёрда, уток, компенсаторы – мозги только сушат чертежиками, стрелками...

Вот и настало: тренировочный цех – машины старенькие, но всамделишные. На мясорубки, конечно, вовсе не похоже. Скорей, на инструмент какой-то музыкальный. На арфу, что ли... Как струнами, натянута основа. Кажется, тронь рукой – зазвенят нити. Ручку повернешь, пустишь машину, и завертелось, задвигалось, ожило в ней все – и бёрда, и компенсаторы эти самые, и ламели... Тут не зевай, знай, куда руки прикладать – не то и тяпнуть по пальцам может.

Боятся, боятся девчонки живой опасной машины: ох, нечего было на теории позевывать. Валька – хитрюга, гляньте-ка, видать, не зевала: стоит себе, хоть бы хны, как у родного плетня. Мастер из ГИТУ – Софья Алексеевна – хмурится. В руке у нее секундомер: «Заправка, пуск станка, обрыв нити» и «Девочки, вязать узелки, как я показывала!» Ходит, как судья на матче, среди них, время засекает, в тетрадочке черкает. Узелки вязать, она говорит, очень, девочки, просто. В ложбиночке специальной, над станком, пучок ниток – надвязка, вот так выдернул ее пальчиками, вот так оборванный кончик нити нашел и вот так – раз! – связал ниточки... До рези в глазах смотрит Валентина – не сморгнет... Ведь это, ах, просто фокус какой-то, рука, что ли, у мастера заговоренная? Дернет Валентина ниточку из надвязки, а в пальцах – две, и весь пучок остается как курицын хвост трепаный. Станешь узелок вязать – катаешь его в пальцах, катаешь – до мурашек морозных – одной же рукой! – до онемения в суставах, а разомкнешь пальцы – кончики разошлись. И закипают отчаянные, злые слезы в зеленых глазах, ломит тонкую девичью кисть, сводит плечи к концу урока. Неуж не стянуть тебе судьбу в тугой узелок, Валька?

– Ну да, не стянуть! Вон Надька Голик научилась же...

Уносила затрепанный пучок надвязок домой – в общежитие. Отдыхают девчонки: кто чай пьет, кто кудри вьет, кто в кино собирается. А Валентина сидит, ноги поджав на коечке, нитки из пучка дергает, узлы вяжет: первый да второй, десятый да сотый... Так и засылает, зажав нитки в кулаке, взборматывая во сне. Так беспокойно, измученные тайной узлов, спят, должно быть, лишь моряки-салаги да физики-топологи. Кажется, мудреные люди – топологи, а и те признают: «Свойства даже простейших узлов наукой еще мало раскрыты». Знай это Валентина – может, легче бы ей стало? Вряд ли. Она бы свое заупрямила:

– Вон у Надьки Голик получилось же...

А утро новое, как кинодубль: учебная мастерская и быстрые руки, быстрые глаза и даже речь такая быстрая у Софьи Алексеевны, мастера. И тот же быстрый судейский секундомер в руке: «Взять узелки, девочки! Кто всех быстрей?» Валя напрягается, вспоминая округлое, неуловимо точное движение наставницы, сколько раз пыталась повторить его дома! И внезапно, чудесно, жданно и нежданно. концы смыкаются – как сами собой! Один узелок да второй, пятый да десятый... Смуглое лицо горит от радости. Добилась!

– Смотрите, у Вали пошло, девочки, да преотлично!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.